Интермедийный занавес. Эскиз Ирины Кустовой
Из личного архива Ирины Кустовой
После того как в 1948 году постановление об опере Мурадели «Великая дружба» и последовавший за ним запрет некоторых произведений Прокофьева оборвали сценическую жизнь «Дуэньи», опера вернулась на сцену Кировского театра лишь в 1961 году. Премьера новой постановки состоялась 9 июня, опера шла без купюр и под авторским названием – «Обручение в монастыре». В начале 1960-х репертуар театра стремительно расширялся, были поставлены впервые или возвращены из забвения многие оперы зарубежных композиторов: «Лоэнгрин», «Вертер», «Питер Граймс», «Сила судьбы». На сцене театра появились и три прокофьевских спектакля, помимо «Обручения» – «Семен Котко» и новая «Золушка».

Режиссер Алексей Киреев. 1959 год
Художники Ирина Кустова и Теодора Шорр. 1961 год
© Мариинский театр/ Фото Ефраима Лесова
«Обручение» стало вторым обращением к Прокофьеву режиссера Алексея Киреева (1917–1976). До того в Кировском театре он подхватил «Семена Котко», над которым начинал работать Товстоногов, а после «Обручения» поставил «Любовь к трем апельсинам» в МАЛЕГОТе и «Повесть о настоящем человеке» в Оперной студии консерватории (первое представление этой оперы после единственного исполнения в Кировском театре в 1948-м).
Пианист по первому образованию, блестящий импровизатор, Киреев в режиссуре ставил во главу угла музыкальность. Тщательно работал с актерами, следуя системе Станиславского. «Здесь лучшим режиссерским решением является то, что зритель не замечает режиссерских ухищрений, так естественно развиваются в единстве с музыкой события»¹, – отмечали критики.

Дуэнья – Людмила Филатова. 1976 год
© Мариинский театр/ Фото Даниила Савельева
Людмила Филатова пела в «Обручении» с 1961 года: сначала она исполняла партию второго плана – служанки Розины, а после возобновления спектакля в 1972-м – Дуэньи. Певица вспоминает, что Киреев не терпел сарказма и гротеска и его «Обручение» было полно тонкой иронии и лирики, это был легкий, акварельный спектакль. Даже сцена с пьяными монахами, горланящими песню, оказалась решена без грубости.
В отличие от спектакля 1946 года, где у Дуэньи был тяжелый, толстый грим, в новой постановке певица гримировала себя сама. По отзывам прессы, Дуэнья Филатовой обладала «единственным „дефектом“ – она не сумела нас убедить в своей некрасивости»².

Декорации к третьей картине (набережная). Эскиз Ирины Кустовой
Из личного архива Ирины Кустовой
Таким же легким и прозрачным оказалось и художественное оформление спектакля. Работать над ним Киреев пригласил свою коллегу по МАЛЕГОТу Теодору Шорр (1905–2002), создавшую вместе с ним «Паяцев», «Манон Леско». Знакомая с оперой по учебному спектаклю в Московской консерватории, Шорр с радостью согласилась. Она предложила своей дочери Ирине Кустовой (род. 1932) попробовать себя в роли театральной художницы и создать несколько эскизов. Дебют оказался удачным, и впоследствии Кустова вместе с Киреевым работала над «Вертером», «Любовью к трем апельсинам», «Повестью о настоящем человеке», участвовала в создании костюмов к спектаклю «Война и мир» в Кировском театре в 1977 году.

Мендоза. Эскиз Ирины Кустовой. Из личного архива Ирины Кустовой
Торговки рыбой. Эскиз Теодоры Шорр. Из личного архива Ирины Кустовой
Не считая возможным нарядить музыку Прокофьева в кружева XVIII века, художницы взяли за основу испанский дворянский костюм эпохи позднего Ренессанса – времени гораздо более раннего, чем то, куда поместили спектакль 1946 года Шлепянов и Бруни. Даже недалекий и грубый Мендоза в костюме Кустовой изящен и аристократичен и напоминает скорее Мефистофеля, чем рыботорговца. За несоответствие роли и костюма художницам досталось от недоумевающих критиков.

Сцена из I действия. 1975 год
© Мариинский театр/ Фото Ефраима Лесова
Теодора Шорр и Ирина Кустова создали условное, сказочное пространство. Карнавальные маски из I действия оказались решены в духе комедии дель арте. Для первой и последней сцен предполагалась одна и та же декорация в разных цветах: действие менялось от темноты к свету.

Дон Жером – Владимир Ульянов, Дуэнья – Людмила Грудина. 1961 год
© Мариинский театр/ Фото Ефраима Лесова
Луиза – Галина Ковалёва. 1974 год
© Мариинский театр/ Фото Александра Укладникова
Владимир Ульянов (дон Жером) и Иван Бугаев (дон Антонио), участвовавшие в премьерном спектакле 1946 года, исполнили эти партии и в новой постановке. Людмила Грудина, бывшая тогда Кларой д’Альманца, в 1961 году выступила в роли Дуэньи. Луизу сыграла только что дебютировавшая на сцене Кировского в «Севильском цирюльнике» Галина Ковалёва.

Луиза – Валентина Максимова, Клара – Екатерина Фёдорова. 1961 год
Фото © Мариинский театр/ Фото Ефраима Лесова
Сценическая жизнь спектакля оказалась счастливой: он шел вплоть до 1989 года (с перерывом в 1968–1971 годах) – 119 раз! Нередко за сезон опера звучала семь-восемь раз, и популярность ее с годами не уменьшалась.
Возобновлением спектакля в 1972 году руководила Белла Коляда, в 1960-х исполнявшая в опере роль второго плана и изнутри знакомая с режиссурой Киреева. Постановка с успехом была показана не только в Ленинграде, но и на гастролях Кировского театра в Швеции в 1975 году, в Испании в 1981-м.
Последний раз спектакль прошел 4 ноября 1989 года и исчез со сцены, кажется, лишь для того, чтобы уступить место новому «Обручению».
Анастасия Спиридонова

¹ Филенко Г. Новое рождение оперы // За советское искусство. 1961. 20 июня.
² Антонио Фернандес. Рецензия на исполнение «Обручения в монастыре» в театре «Сарсуэла» в Мадриде труппой Кировского театра, май 1981 года. Архив Мариинского театра.