Принцессы Нинетта, Линетта и Николетта. Сцена из третьей картины III действия. ГАТОБ. 1926 год.
Фото © Мариинский театр
Российскую премьеру второй оперы Прокофьева от мировой отделяло чуть больше четырех лет. После относительного успеха в Чикагской опере, по заказу которой «Апельсины» и были написаны (премьера 30 декабря 1921 года), и провала спектакля на гастролях в Нью-Йорке, куда его рискнули вывезти, Прокофьев пытался заинтересовать своим произведением европейские театры. Но понадобилось еще несколько лет, чтобы слава автора «Скифской сюиты», балета «Шут», фортепианных концертов окрепла и партитуру «Апельсинов» запросили городской театр Кельна, Берлинская Штаатсопер, театры Майнца, Цинциннати и ленинградский ГАТОБ – так, Государственным академическим театром оперы и балета, или сокращенно Акоперой, назывался тогда Мариинский.

Владимир Дранишников. Борис Асафьев. 1920-е годы
Фото © Мариинский театр
Горячими энтузиастами этой постановки были консерваторские приятели композитора – музыковед Борис Асафьев, в то время консультант театра по репертуару, и главный дирижер Владимир Дранишников. С Асафьевым Прокофьев учился в одном классе композиции у Анатолия Лядова, с Дранишниковым – в фортепианном классе у Анны Есиповой и в дирижерском классе у Николая Черепнина. В те годы Дранишников и Асафьев активно расширяли репертуар: в ГАТОБе состоялась российская премьера оперы Франца Шрекера «Дальний звон» (1925), на следующий год после «Апельсинов» – «Воццека» Берга (автор приезжал на премьеру), в 1928 году – «Кавалера розы» Рихарда Штрауса.
Для «своих» Прокофьев выторговал у издательства Сергея Кусевицкого, где печатались его произведения, скидку за предоставление нотного материала «Апельсинов» и согласился, что запрошенный гонорар в тысячу долларов театр выплатит ему не за один сезон, а за два, – так велико было его желание увидеть свою оперу в любимом городе.

Владимир Дмитриев. Эскиз портала и занавеса © Мариинский театр
Имя художника спектакля Владимира Дмитриева композитору ничего не говорило, а вот предполагавшегося режиссера, Сергея Радлова, Прокофьев хорошо знал. В 1910-е годы они часто встречались в петербургском Шахматном собрании. Радлов – бывший сотрудник Мейерхольда по журналу «Любовь к трем апельсинам», режиссер-новатор, ставивший в Петрограде и массовые площадные празднества, и собственные эксцентрические комедии, – был увлечен идеями непрерывного актерского движения, буффонадой, импровизационной техникой. В «Апельсинах» он заставил артистов бегать, прыгать, карабкаться по подвесным лестницам, раскачиваться на трапециях, взмывать под колосники и проваливаться в люки, поскольку, как он писал позже, «прыжок, бег, быстрота движений – логическое следствие оркестровой и тематической легкости прозрачной музыки». Акробатические номера в спектакле поставил Николай Фореггер, автор идей теафизтренажа – театрально-физической тренировки актера.

Вторая картина II действия. Праздник перед дворцом
Фото © ЦГАКФФД СПб
Веревочные лестницы, расписные холсты, наивно свешенные с колосников, легкие ширмы – декорации Дмитриева были иллюзорны. Радлов ставил шуточную оперу-феерию, полагая, что «нигилист и насмешник Прокофьев сохраняет только одно неопороченным, невысмеянным, недискредитированным – это веру в театр, в наивный театральный эффект, в дым, пламя, бенгальский огонь, прыжок, падение и смерть на деревянных многовековых подмостках»¹.

Труффальдино – Иван Ершов, Принц – Григорий Большаков. 1926 год
Фото © Мариинский театр

Панталон – Владимир Грохольский, Король – Павел Журавленко. 1927 год
Фото © Мариинский театр
Прокофьев, посетив спектакль в феврале 1927-го, во время своего первого гастрольного тура в СССР, был в восторге, признав постановку наиболее удачной из всех виденных им. Он был уже достаточно наслышан о ней от парижских друзей, побывавших в Ленинграде, – ее хвалили композитор Дариюс Мийо и дирижер Эрнест Ансерме. Увидеть спектакль на родной сцене и на русском языке (за границей его пели, как тогда было принято, на языке публики) было едва ли не главной целью поездки композитора в Ленинград. Неудивительно, что в дневнике он подробнейшим образом описал тот вечер.

Пролог. Чудаки – студенты консерватории
Фото © Мариинского театра
«Я счастлив вновь увидеть любимый Мариинский театр, оглядываю его несколько раз, но Дранишников уже у пульта и спектакль начинается. Пташка (жена Прокофьева Лина Любера. – Прим. Ред.) указывает мне на левую ложу у сцены: она заполнена Трагиками, которые в этой постановке преподнесены как рецензенты. Комики появляются на авансцене, но Пустоголовые вновь появляются из ложи бельэтажа с правой стороны, отсюда любопытно воспринимается контрапункт: один голос в правое ухо, другой в левое. Когда появляется Герольд, то он сам играет на тромбоне – трюк, о котором меня уже с гордостью предупреждал Дранишников: „У нас есть такие певцы, которые даже на тромбоне играть умеют“. А рядом с ним маленький мальчик, который вообще ничего не делает, – очень смешно.

Третья картина I действия. Разговор Клариче и Леандра
Фото © Мариинский театр
Все эти маленькие выдумки как-то сразу с необычайной остротой ввели меня в спектакль – видно было, что постановка была схвачена с увлечением и талантом. Далее последовал ряд трюков, и каждый из них меня очень веселил: тут и Труффальдино, которого зовут из зала, но который прилетает сверху сцены (кукла, моментально подменяемая человеком). Тут и совершенно фантастический ад, разросшийся до подавляющих размеров, с куклами, плавающими и корчащимися во всех этажах сцены, и маг Челий, забавно трактованный как елочный дед мороз, и стол со спрятанной под ним Смеральдиной, который бегает за Леандром, чтобы лучше подслушать его разговор с Клариче (на фото. – Прим. Ред.). Заклинание, которым кончается первый акт, поставлено всерьез, с нестерпимым мельканием зеркальных бликов на заклинающих, придающих им фантастический характер. <…>

Сцена из второй картины II действия
Фото © Мариинский театр
Во втором акте, в сцене празднества, навешены трапеции, на которых сидит часть действующих лиц. Относительно этих трапеций я уже слышал два противоположных мнения: одни считают их замечательным изобретением, позволившим заполнить всю сцену доверху действующими лицами, другие же находят, что эти действующие лица, парализованные страхом свалиться, представляют собой жалкие фигуры. Я последнего, однако, не нашел, и сцена мне понравилась.

Принц – Александр Кабанов
Фото ©  ЦГАКФФД СПб
Кухарка – Александр Белянин. 1927 год
Фото © Мариинский театр
Совершенно ошеломляюще проходит разговор Принца с Труффальдино в замке Креонты, перед покражей. Этот труднейший разговор на фоне стрекочущих скрипок, который Дранишников ведет в сумасшедшем темпе, не только спет с совершенной точностью, но и непринужденно разыгран на сцене. <…> В конце первого антракта, когда уже публика собиралась в зал, перед спущенным занавесом появился Вольф-Израэль (виолончелист оркестра. – Прим. Ред.), который сообщил публике о моем присутствии в зале и приветствовал меня. Публика устроила мне овацию, хотя и не такую горячую, как в концертах. <…>
В другом антракте артисты меня потащили к театральному фотографу, тут же в верхнем этаже театра, и он снял группу участвующих со мной посередине. В гостиной, прилегающей к ложе дирекции, был сервирован чай с пирожными, закусками и вином. Тут Экскузович, Ершов, Малько, Оссовский, дирижеры, режиссеры, словом, целое празднество. Я ошеломлен и в восторге от изобретательной и необычайно оживленной постановки Радлова и обнимаю моего старого шахматного партнера»².

Прокофьев с артистами после спектакля 10 февраля 1927 года
Стоят (слева направо): Николай Куклин (Труффальдино), Гуальтьер Боссэ (Леандр), Софья Акимова (Фата Моргана), Мария Елизарова (Николетта), Феодосия Ковалёва (Нинетта), Людмила Ведерникова (Линетта), Иван Плешаков (маг Челий), Александр Белянин (Кухарка), Александр Кабанов (Принц). Сидят в среднем ряду: Ольга Мшанская (Клариче), Владимир Дранишников, Сергей Прокофьев, Сергей Радлов, Михаил Бочаров (Король). В первом ряду: Исай Дворищин, Владимир Грохольский (Панталон), Глеб Серебровский (Фарфарелло), Олимпиада Тарновская (Смеральдина), неустановленное лицо.
Фото © ЦГАКФФД СПб
Отчитываясь о поездке в «Эсэсэсэрию» Кусевицким, Прокофьев с удовольствием резюмирует: «Видел в Мариинке „Апельсинов“, очень весело поставлено, в июне их привезут в Париж, уже подписана командировка. Но Большой театр собирается поставить их еще шикарней, и теперь идет бой, кому из двух театров поехать в Париж»³. Увы, парижские гастроли ни московского ГАБТа, ни ленинградского ГАТОБа, которые обсуждались в 1927-м, не состоялись. В Ленинграде спектакль шел, как и договорились с Прокофьевым, два сезона и выдержал 50 представлений.

Афиша возобновления спектакля. 1934 год © Мариинский театр
В 1934 году «Апельсины» были возобновлены в новых декорациях и с учетом пожеланий композитора, сделанных им в 1927-м, – заново написали декорации II и IV актов (Прокофьеву не понравилось оформление Дмитриева). Только что пришедший работать в театр балетмейстер Ростислав Захаров поставил новые танцы и ритмизованные пантомимы, в целом были усилены буффонада и пародийность. Как писал Радлов, «на фоне остального репертуара опера Прокофьева должна остаться резвой девчонкой, затесавшейся в среду взрослых, серьезных людей»⁴.
Анна Петрова

¹ Радлов С. Десять лет в театре. Л.: Прибой. 1929. С. 203.
² Прокофьев С. Дневник. 1907–1933. Париж: sprkfv, 2002. Т. 2. С. 502–504.
³ Письмо Прокофьева Наталье Кусевицкой от 29 марта 1927 года. Цит. по: Вишневецкий И. Сергей Прокофьев. М., 2009. С. 323.
⁴ Радлов С. Указ. соч. С. 203.