Михаил Клодт. Эскизы костюмов Весны и Снегурочки.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

«Снегурочка» была завершена Римским-Корсаковым в конце марта 1881 года и вскоре в присутствии Направника проиграна в отрывках директору Императорских театров барону Карлу Кистеру. Позднее композитор рассказывал своему ученику Илье Тюменеву, что опера понравилась – и Направник с Кистером даже стали предварительно обсуждать, кому какую роль можно поручить. Играл Римский-Корсаков «Снегурочку» – прямо в фойе Мариинского театра – и артистам во главе с режиссером Геннадием Кондратьевым. Всем им предстояло стать участниками будущей премьеры оперы. Но, из-за последовавших перестановок в высших сферах, вопрос с постановкой был отложен, а в начале сентября последовало назначение нового директора Императорских театров – Ивана Всеволожского.

Михаил Клодт. Эскизы костюмов Птиц из свиты Весны. (Сорока, Кукушка, Щурка, Цапля.)
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

Отношение Направника к «Снегурочке» оказалось двойственным, в чем проявилось непонимание им особенностей ее жанра и музыкальной драматургии. В официальном отзыве он назвал оперу «сочинением, талантливо написанным», отметив, что «постановка будет весьма желательна и освежит репертуар предстоящего сезона». Но здесь же заявил о «безжизненности и несценичности» либретто, «монотонности» музыки, неспособности автора «создавать сильно драматические сцены или увлекаться кипучими человеческими страстями». И – главный вывод, определивший сценическую судьбу «Снегурочки» на долгие годы: «Как непременное условие постановки оперы на сцену должно быть поставлено автору ее значительное сокращение перед расписанием ролей, хоровых и оркестровых партий».

Михаил Клодт. Эскизы костюмов для Цветов из свиты Весны. (Барская спесь, Незабудка, Кашка.)
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

Композитор посещал все репетиции оперы, а на спевках, по сложившемуся уже обычаю, аккомпанировал сам, одну из них даже проведя самостоятельно, без Направника. Посещала репетиции и жена композитора, которая в то время вот-вот должна была родить. Ночью, по завершении одной из последних репетиций, появился на свет сын – Володя, поэтому на первом представлении «Снегурочки» Надежда Римская-Корсакова присутствовать уже не смогла. С этим напрямую связано странное (для тех, кто не знал истинной причины) поведение композитора на премьере оперы, состоявшейся в Мариинском театре 29 января 1882 года. Как вспоминал Римский-Корсаков, он «был расстроен и даже, выпив через меру много вина за обедом, пришел на первое представление мрачный и равнодушный ко всему происходившему». Вопреки обыкновению, композитор остался за кулисами, время от времени уходя в режиссерскую и не слушая своей оперы.

Михаил Клодт. Эскизы костюмов бога Ярила и Лешего.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

Премьера прошла с успехом, но оценивали его по-разному. Направник охарактеризовал успех как «сомнительный», а один из особенно враждебных Римскому-Корсакову газетных критиков, Михаил Иванов, даже назвал премьеру «провалом». По свидетельству Тюменева, «публика на первом представлении вела себя как-то странно: в то время как верхи шумели и восторгались, партер сидел молча и хранил холодную сдержанность; правда, когда на вызовы верхов перед занавесом появлялся автор, добрая половина партера тоже начинала аплодировать». Более всего понравились каватина Берендея и третья песня Леля, которые на первых представлениях бисировались, а песню Леля исполняли и по три раза. Повторяли еще гимн берендеев, первую песню Леля и арию Весны в прологе, а также пляску скоморохов, где в роли Хмелихи – дополнительно введенного балетмейстером персонажа – отличилась Мария Петипа.

Михаил Клодт. Эскизы костюмов для пляски скоморохов.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

На втором представлении было больше бисированных номеров и вызовов автора. Восхищение вызвали новые декорации, созданные академиками петербургской Академии художеств Михаилом Бочаровым и Матвеем Шишковым. По эскизам Михаила Клодта были сшиты костюмы в стиле древнескифских одеяний (по мотивам изображений на скифских вазах Эрмитажа); бутафорию и реквизит для постановки заказывали в Париже.

Михаил Клодт. Эскизы костюмов для Весны, Бобылихи, Воина из свиты Царя.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

И все же премьера «Снегурочки» принесла Римскому-Корсакову скорее разочарование, чем удовлетворение. Ни роскошь постановки (на которую Дирекция затратила более 30 тысяч рублей, что явилось своеобразным рекордом для русских опер), ни в целом удачное исполнение (сам автор выделил «талантливую» Анну Бичурину – исполнительницу партии Леля) не могли примирить композитора с купюрами, сделанными по настоянию Направника. «Насилу мне удалось отстоять целость масленицы и хора цветов. Ариетта Снегурочки (g-moll) в [первом] действии, ариетта Купавы, вторая каватина царя – “Уходит день веселый” – и многое по мелочам в продолжение всей оперы было пропущено. Искажен был также финал [первого] действия. Что делать! Приходилось терпеть. Ведь письменного условия, в котором дирекция обязалась бы не делать купюр, не было. …Наконец, где же в другом месте опера может быть еще поставлена, как не на императорском театре?» – замечал по этому поводу композитор в «Летописи…». Рецензентами премьеры «Снегурочка» рассматривалась как сказочно-развлекательная опера-феерия: не заметили они ни пленительного лиризма, ни тончайшей поэзии. Непонимание оперы проявили даже критики из дружеского лагеря. Так, Цезарь Кюи утверждал в рецензии, что «Снегурочка» как музыка – «огромный шаг вперед», но как опера – это «шаг назад».
Постановка была оценена положительно. Смешение различных стилей в костюмах персонажей, одетых отчасти в кафтаны с узкими и длинными руками, узкие штаны, мягкую обувь и остроконечные скифские шапки, отчасти в греческие туники (а Дед Мороз – в русскую шубу), критиков, как и публику, не смутило и очень понравилось, хотя один из рецензентов и написал: «Относительно костюма Леля (с ножками в трико и кокетливою шапочкою на голове) замечу, что он очень походил на греческий и что вряд ли пригожему божку очень удобно было разгуливать у нас так весною».
Оценки в адрес исполнителей сильно разнились. О Феодосии Велинской (Снегурочке) писали, что она отлично провела роль и – что она с ней не справилась; более высоко была оценена Вильгельмина Рааб, вошедшая в спектакль с третьего представления. По словам Николая Соловьева, «Рааб произвела… прекрасное цельное впечатление… выдержав характер роли от начала до конца, не подчеркивая частности, не жертвуя для подробности смыслом целого». Отметили рецензенты также исполнение Анны Бичуриной (Лель), Михаила Васильева 3-го (Берендей) и Ипполита Прянишникова (Мизгирь).

Купава – Вильгельмина Рааб; Мизгирь – Ипполит Прянишников. 1882.
Архив Мариинского театра

Постепенно в спектакль вводились и другие артисты, благодаря которым успех оперы стал возрастать. Так, на одном из представлений исполнение третьей песни Леля Марией Славиной вызвало, по словам рецензента, «шумные восторги публики, дошедшие до неприличия». Но публика, как отмечал Александр Бородин, не раз ходивший на этот спектакль, хотя и встречала хорошо оперу, не наполняла всего зала и не давала полных сборов. Снятие «Снегурочки» с репертуара становилось лишь вопросом времени.

Возобновление оперы в 1898 году состоялось в ситуации, когда – после неудачи с постановкой «Ночи перед Рождеством» в 1895-м – ни одно сочинение Римского-Корсакова не шло на мариинской сцене. В «Летописи…» композитор подробно описал этот спектакль: «Всеволожский вдруг возымел намерение поставить мою “Снегурочку” с подобающим императорским театрам великолепием. Заказаны были новые декорации и костюмы, и опера была дана 15 декабря. Декорации и костюмы были действительно дорогие, изысканные, но совершенно не идущие к русской сказке. Мороз оказался чем-то вроде Нептуна. Лель походил на какого-то Париса, Снегурочка, Купава, Берендей и другие были разодеты подобным же образом. Архитектура берендеевского дворца и домик слободки Берендеевки, лубочное солнце в конце оперы до смешного не вязались с содержанием весенней сказки. Во всем сказывалось непонимание задачи и французско-мифологические вкусы Всеволожского.

Евгений Пономарев. Эскизы костюмов царя Берендея и Мизгиря.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

Опера прошла с успехом. Мравина – Снегурочка – была хороша. Но купюры восстановлены не были, и опера тянулась долго благодаря невозможно продолжительным антрактам».

Дед Мороз – Михаил Корякин; Снегурочка – Евгения Мравина; Мизгирь – Леонид Яковлев. 1900-е.
Архив Мариинского театра

Об исполнении главной роли писал и Николай Соловьев: «Госпожа Мравина, как актриса, была безукоризненна в роли Снегурочки. Пение было полно тонкого вкуса»; а в «Русской музыкальной газете» Снегурочку Евгении Мравиной назвали «восхитительной». Одобрительные отклики получили также Леонид Яковлев (Мизгирь) и Николай Фигнер (Берендей).
Успех спектакля на премьере был очень значителен. Интерес публики к «Снегурочке» значительно возрос благодаря состоявшимся в апреле 1898 года в Петербурге успешным гастролям Мамонтовской оперы. (Именно тогда партию Снегурочки впервые исполнила певица, навсегда ставшая для композитора артистическим эталоном для этой роли, – Надежда Забела.) Очень многое из музыки требовали повторить, но на бис исполнили только пляску скоморохов и вторую половину третьей песни Леля. Дотошный Василий Ястребцев, биограф Римского-Корсакова, насчитал 21 выход автора на поклоны. «Под грохот этих аплодисментов, – писал рецензент “Русской музыкальной газеты”, – дирекция, надо надеяться, вспомнит, что это тот самый человек, который написал “Садко”, “Майскую ночь” и “Младу”».

Снегурочка – Евгения Мравина; Лель – Мария Долина.
Архив Мариинского театра

И все же «Снегурочка» со временем вновь была снята с репертуара. Следующее возобновление состоялось 8 ноября 1905 года. И дирижер (Феликс Блуменфельд), и режиссер (Осип Палечек) остались прежними, но в артистическом составе произошли изменения. Партию Снегурочки исполняла «хрупкая и нежная» Аделаида Больска, Берендея – Иван Ершов, создавший новую трактовку этого образа. Его царь – мудрый старик, сохранивший в душе молодой задор: например, в третьем действии он заливался молодым смехом, принимал участие в играх и веселье. Среди исполнителей выделялась также Евгения Збруева (Лель), недавно переведенная в Петербург из Большого театра. Успех спектакля, по словам очевидцев, был большим, автора на премьере вызывали 10 раз. Публика традиционно потребовала повторения первой каватины Берендея, пляски скоморохов и третьей песни Леля.

Лель – Евгения Збруева.
Архив Мариинского театра

Следующее возобновление «Снегурочки» состоялось 14 декабря 1917 года, спустя пять недель после Октябрьской революции, в атмосфере неразберихи и в тяжелых финансовых условиях. Осуществил его Всеволод Мейерхольд, дирижером выступил Николай Малько, а декорации написал Константин Коровин. Танцы ставил талантливый молодой балетмейстер Борис Романов, в будущем – один из создателей Русского романтического театра и главный балетмейстер Метрополитен-оперы.

Константин Коровин. Эскизы костюмов берендеек и скоморохов.
Санкт-Петербургская государственная театральная библиотека

Хотя спектакль был заявлен как новый, сам Мейерхольд жаловался, что вынужден «штопать» старый. Режиссеру пришлось ставить оперу в готовых декорациях и приспосабливать костюмы, предназначавшиеся для «Сказки о царе Салтане». Тем не менее, вопреки всем трудностям, «спектакль получился профессионально слаженным. Он был оформлен замечательными декорациями К. А. Коровина. В нем участвовали выдающиеся вокалисты». Снегурочку пела Мария Коваленко, Купаву – Марианна Черкасская, Берендея – Киприан Пиотровский, Мизгиря – Павел Андреев. Дирижировал Альберт Коутс. О пении Коваленко писали, что ее голос «углубляет красоты этой партии», что она «не только вокально прекрасная Снегурочка, но и драматическое воплощение этого образа удовлетворяет в высокой степени».
Владимир Горячих

Мизгирь – Павел Андреев; Берендей – Киприан Пиотровский. 1918.
Архив Мариинского театра