Интервью с Аленом Маратра, режиссером и художником-постановщиком оперы Россини «Севильский цирюльник», премьера которой состоится в последние дни октября на сцене Мариинского-2
– «Севильский цирюльник» – ваша четвертая постановка в Мариинском театре, и две из них – оперы Россини. Как родилась идея этого спектакля? Постановку предложило руководство театра или это ваша личная инициатива?
Это было предложение Мариинского театра, а точнее, Ларисы Гергиевой. Возможно, после «Севильского цирюльника» будут постановки и других опер Россини.
– Российская пресса называет вас «профессионалом, отлично знающим, чего он хочет». Какой смысл вы открываете для себя и для публики в этой постановке – о чем ваш спектакль?
Почему именно «Севильский цирюльник»? Мое внимание привлек один очень важный факт. Пьесу написал Бомарше в эпоху Французской революции, а Россини жил во времена Бурбонов, то есть оба они застали монархическую Францию. Эти два периода очень важны, так как во многом определили современное устройство общества. В те времена оно изменилось полностью. Это было окончание господства аристократии с ее преданностью социальному порядку, который она считала залогом мировой гармонии, и выдвижение буржуазии с ее пиететом к деньгам и деспотическим главенством индивидуальности. Тогда появляется совершенно новый класс, и его олицетворение – цирюльник Фигаро: человек, который вдруг оказывается независимым. Бывший лакей Альмавивы становится хозяином собственной судьбы. Он занимается своим ремеслом и этим зарабатывает на жизнь. Фигаро – мастер на все руки и всеобщий помощник. Неудивительно, что пьесы Бомарше в свое время подвергались цензуре. Для той эпохи его герой был абсолютно новым. У дворянства были власть, титулы и деньги, но буржуазия становилась все более опасным соперником. В такой среде и зарождается невероятный сюжет нашей истории. Юноша из высшего общества очарован девушкой и хочет жениться на ней, но для осуществления этой мечты ему нужно бороться с условностями, общественным порядком и собственным положением. Это человек, который хочет быть любимым за свои достоинства, а не за свой общественный статус. В нем есть нечто героическое: он пытается познать себя и обрести смысл жизни. И в этом плане сюжет абсолютно новый – здесь Бомарше очень близок к современности. Кроме того, в этой истории находит отражение его собственная биография: ведь он был сыном часовщика и добивался всего своими силами. И добился многого: получил дворянство, стал доверенным лицом короля и поставщиком оружия в Америку, которая вела войну за независимость.
– Как известно, «Севильский цирюльник» – опера не только с большой историей постановок, но и с большим количеством постановочных и исполнительских штампов, клише. Как вы планируете бороться с ними?
Клише – систематическое воплощение крайне поверхностного взгляда на действующих лиц, ситуации и манеру исполнения (то есть так называемая традиция). Из названия ясно, что клише – это буквальное повторение ситуации или образа только потому, что он имеет определенное воздействие на зрителей. Иными словами, использование избитых шуток или карикатурного изображения людей с единственной целью – понравиться публике. Например, Бартоло зачастую изображают как смешного и наивного человека, который позволяет собой манипулировать, но это неверно: он сразу понял, что Розина что-то скрывает, – просто его ослепляет сюрреалистическая и нелепая жизненная ситуация, в которую он попал. Он скорее не смешной, а трогательный и очень пафосный. Бартоло интуитивно чувствует ложь, которой окружен, и от этого страдает. Но ревность не дает ему полностью осознать действительность. Традиция в опере – это ужасно, поскольку она существует лишь в угоду эгоцентрическим стремлениям исполнителей, не имеющим ничего общего с тем, что написал композитор и на чем он основывался. Так, известный дирижер, музыковед и специалист по Россини Альберто Дзедда исследовал оригинальную партитуру композитора и обнаружил, что партия Розины писалась вовсе не для сопрано: ее исполняла та же певица, что и «Итальянку в Алжире» – контральто! А в новых редакциях партитур, в которые зачастую вносят правку сами певцы, содержится огромное количество отклонений. В частности, партия Базилио была написана в ре мажоре. Для баса это высоковато, поэтому, исполняя «арию о клевете», певец вынужден напрягаться. Однако это напряжение отражает состояние, в котором находится герой, – Россини хотел продемонстрировать, насколько взвинчен Базилио, когда рассказывает Бартоло, что граф Альмавива приехал в Севилью. В этой арии чувствуется налет легкого безумства или истерической радости, ведь герой нашел способ навредить ближнему своему, не запачкав руки. На высоких нотах в этой арии должен быть надрыв, персонаж должен быть вне себя, поскольку именно так он раскрывает перед нами свой истинный характер. Вот почему в этой постановке я попытаюсь поведать простую историю героев, оказавшихся в необычных обстоятельствах.
– Какая сторона спектакля для вас важнее – инструментальная, вокальная, драматическая, а возможно, вы делаете ставку на визуальный аспект постановки?
У Россини, и особенно в этом произведении, удивительно то, что в самой музыке и вокале уже заложена драматургия, основанная на тексте Бомарше. Поэтому в процессе постановки необходимо сначала проработать содержание, найти его гуманистический посыл и лишь потом создавать эстетический образ спектакля, который может меняться в ходе постановки. Как видите, здесь все взаимосвязано. Коллективная работа сценографа, художника по костюмам и режиссера, работа певцов, поиски интерпретаций. Мы ставим историю о том, как в определенном социальном и гуманитарном контексте люди безжалостно борются друг с другом, чтобы достичь своей цели.
– Ваши предыдущие постановки в Мариинском театре были интерактивными. Будете ли вы и в этот раз вовлекать аудиторию в свой спектакль?
Мне кажется, люди любят быть причастными к происходящему на сцене. Возьмем, к примеру, кинематограф: там зритель полностью задействован в процессе. Он сидит в темном помещении, следит за историей, разворачивающейся на экране, и целиком погружается в фильм. С ним происходит настоящий катарсис – он начинает отождествлять себя с историей на экране. И я всегда стремлюсь поставить спектакль так, чтобы он стал событием, праздником для публики. Поэтому я решил выдвинуть сцену вперед и сделать мостик между залом и оркестром, дабы максимально приблизить действие к зрителям.
– Вы признавались, что видите свое место режиссера «между композитором и современностью». Собираетесь ли вы переводить сюжет «Севильского цирюльника» на современный язык?
В этой истории участвуют все социальные классы: бывшие, нынешние, зарождающиеся и развивающиеся. Базилио – разорившийся и обозленный дворянин. А Бартоло – представитель буржуазии, такие люди есть и сегодня. Альмавива – представитель славного дворянского рода. Розина тоже дворянка, Фигаро – человек, который сам строит свою жизнь. Берта – любимая служанка своего хозяина, вдруг попадающая в опалу. То есть я рассказываю зрителям историю из жизни, которая им близка. Поэтому в нее нужно внести элемент чуда, ведь сегодня нам особенно необходимы надежды и мечты. Я хочу рассказать необычную историю, чтобы поведать об обычных вещах. И из всех эпох я заимствую элементы, которые помогут показать эту историю.
– Вы уже работали с нашей труппой и знаете многих артистов и их возможности. Кто проводил кастинг певцов на эту постановку – вы или Мариинский театр?
Мы проводили отбор вместе с Ларисой Гергиевой. И я специально попросил ее, чтобы партии Розины и графа исполняли молодые певцы. И граф, и Розина будут очень молоды, а Бартоло – намного старше, тогда персонажи станут выглядеть достоверно и при этом комично. На роль Бартоло я порекомендовал Эдема Умерова. Мне очень нравится работать с солистами Мариинского театра, потому что с ними возможно всё. Они умеют глубоко прорабатывать характер своего персонажа. А если они будут играть вдохновенно, то и история обретет новую жизнь... Они – настоящие артисты.
Беседовала Надежда Кулыгина