Чинечитта в Мариинском театре

Алексей Франдетти о постановке оперы Гектора Берлиоза «Бенвенуто Челлини».

– Вы ставите «Бенвенуто Челлини» как оперу о Федерико Феллини. Как появилась эта идея? Была ли она спонтанна, или это результат долгих поисков?
– Скажем так: я ставлю оперу об итальянском режиссере, который похож на Федерико Феллини, с использованием некоторых киноработ Федерико Феллини. Мысль эта появилась из идеи, заложенной у Берлиоза в опере, а до этого – в мемуарах Челлини. Это идея творческого поиска, творческого кризиса и болезненного рождения правильной идеи и произведения искусства. Это всегда непросто, и опера Берлиоза помогает нам исследовать этот вопрос настолько глубоко, как это возможно, в рамках оперного спектакля. Фильм «8½» был недостающим звеном пазла, который складывался у меня в голове: я изначально понимал, что я хочу делать из нашего Челлини кинорежиссера, хочу все это переносить в некую современность, но при этом без экстрима. И когда я в очередной раз пересматривал «8½», – абсолютно случайно, просто потому, что я очень люблю Феллини, – я понял, что это как раз то что нужно.

– Насколько легко два сюжета – создание статуи Персея и съемка фильма «8½» – совместились друг с другом? Как в Вашем воображении разворачивался новый сценарий – последовательно, сцена за сценой? Или сначала «высветились» отдельные сцены, а остальные пришлось «подогнать»?
– Безусловно, сначала у меня появились отдельные сцены. Первой появилась сцена с Папой и сцена, которая есть в фильме, когда герой Мастроянни беседует со святым отцом в бане: мне показалось, что это абсолютная рифма, цитата. В какой-то момент вообще все творческие работники внутри оперы Берлиоза стали приобретать черты творческих сотрудников киностудии Чинечитта. Так, шаг за шагом, появилась концепция и, самое главное, появился финал оперы – то есть сам Персей, каким образом он рождается, что такое отливка этой статуи и каким образом это будет происходить на нашей сцене.

– Постановка предполагает определенную киноэрудицию у зрителей. Насколько для Вас важно, чтобы зрители уловили «гиперссылки» в Вашем спектакле? Что в нем увидит человек, неискушенный в киноклассике?
– Безусловно, я осознаю, что не каждый зритель, который придет к нам на оперу, досконально и покадрово знает картины Феллини, и поэтому во время увертюры я использую тот самый ход, которым пользуется композитор, когда представляет в увертюре – блистательной увертюре! – множество музыкальных тем и лейтмотивов. Точно так же мы во время увертюры представляем наши кинолейтмотивы и те отрывки из фильмов Феллини, которые оживут в нашем спектакле.

– И «Челлини», и «8½» – произведения во многом автобиографические. В обоих случаях речь идет о творческом кризисе. Знакомы ли Вам подобные переживания героев и их авторов? Насколько близки Вам их характеры? Понятны жизненные ситуации?
– Я бы не сравнивал себя с Феллини, потому что у меня нет такого опыта и нет пока такой народной любви, и уж тем более с Челлини, – это был очень импульсивный персонаж, и на его руках, действительно, много крови, несмотря на то, что он был гениальным скульптором и ювелиром. Но мне, как и любому творческому человеку, близок и понятен процесс поиска, болезненного поиска – тот самый этап, когда кажется, что ты зашел в тупик, или идея сложно рождается. Поэтому в каком-то смысле – да, безусловно, главный герой мне близок. И я говорю и стараюсь говорить о том, что я знаю и что я понимаю. Весь тот киноантураж, который будет присутствовать на нашей сценической площадке, мне знаком не понаслышке – буквально за несколько дней до начала репетиций я вышел с киноплощадки своего телевизионного дебюта, картины, которая, как я надеюсь, скоро увидит свет. Получается, что с одной киноплощадки я перешел на другую.

– Расскажите о своих отношениях с музыкой Берлиоза. Как Вы с ней познакомились? Какие музыкальные фрагменты оперы «Бенвенуто Челлини» Вам особенно нравятся?
– Я познакомился с музыкой Берлиоза несколько лет тому назад благодаря опере «Троянцы» в постановке Дмитрия Чернякова в Париже. А в Мариинском театре я услышал «Бенвенуто Челлини», и эта музыка мне очень и очень нравится, в особенности финал первого акта, Galop des moccoli  – такой очень-очень интересный эпизод с подробнейшим указанием и мизансценическими ремарками автора о том, что надо делать в этот момент в опере. Мне очень нравится то решение, которое у нас придумалось, – с одной стороны абсолютно современное, с другой – оно практически стопроцентно соответствует тому, что задумывал Берлиоз.

– Французская музыка вообще и музыка Берлиоза в частности славятся своей зримостью, пластичностью. Насколько Берлиоз как композитор «ведет» Вас как режиссера?
– Во всех моих спектаклях всегда очень много хореографии, к тому же здесь снова со мной мой постоянный соавтор Ирина Кашуба. Конечно, я использую любую возможность для того, чтобы на сцену выходили не только оперные солисты и не только солисты хора, но и цирковые артисты, артисты балета и миманса, благо партитура нам это позволяет. Более того, в сцене карнавала Берлиоз придумал огромный эпизод, где хореография и пластика невероятно важны для движения сюжета.

– Франдетти, Челлини, Феллини… В Вашей творческой биографии прослеживается «итальянский сюжет». Это так?
– Итальянский сюжет прослеживается в моей фамилии, потому что ее носил мой прадед – художник-маринист, который в свое время приехал в Санкт-Петербургскую академию художеств, чтобы получить образование, и так и остался в царской России, а потом уже мои предки жили в Советском Союзе. Я много и часто бывал в Италии, я очень люблю эту страну. Наверное, я мог бы ставить что-нибудь про Северный полюс, про Новую Зеландию или Австралию, где я никогда не был, но я ставлю про ту страну, которую люблю, понимаю, и, может быть, здесь еще и отзывается та небольшая частица итальянской крови, которую я в себе несу.

– Феллини напоминал себе специальной запиской, что снимает комедию. Берлиоз сочинил оперу, во многом комическую, даже сатирическую. Вы хотели бы слышать смех в зале во время Вашего спектакля?
– Смех в зале – это всегда очень-очень важно, особенно если он возникает на опере. Мне кажется, это высший пилотаж, и если смех будет – значит, мы добились всей командой правильного результата. Юмор и ирония, которые присущи главному персонажу и выражены в музыке Берлиоза – очень важный аспект этого спектакля. Конечно же, мне очень хотелось бы слышать смех в зале и, я надеюсь, мы его услышим.
Беседовала Христина Батюшина