Театр в годы войны

Артисты в блокадном городе

27 августа 1941-го железнодорожное сообщение с Ленинградом было прервано. 8 сентября немцы вышли к побережью Ладожского озера, взяли Шлиссельбург и окружили Ленинград с суши. Жители города еще не знали о замкнувшемся кольце, слово «блокада» появилось в официальной лексике лишь в октябре.

Оставшиеся в городе артисты были отправлены в бессрочный отпуск, некоторым удалось устроиться в другие коллективы или перейти на работу в художественные мастерские театра. 19 сентября в здание Кировского попала бомба, и спектакли в нем стали невозможны (см. главу «Жизнь на Театральной площади»).


Пропуск балерины Ольги Иордан в Кировский театр
Фото из книги «Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда»

В сентябре некоторые из артистов объединились для нескольких концертов в филармонии. Как вспоминает балерина Ольга Иордан, солист Кировского театра Сергей Корень, работавший тогда в ансамбле краснознаменного Балтфлота, «предложил мне исполнить испанский танец, поставленный им перед войной. Я его никогда не танцевала. Мы репетировали сначала в зале на улице Росси, потом в зале на площади Труда, где в то время работал Корень. Голод уже давал себя чувствовать, репетировать было трудно – быстро уставала и, протанцевав, долго сидела неподвижно, приходя в себя. <…> Наступил день концерта. Афиши были расклеены повсюду, о концерте в городе разговоров было много. Но с утра одна тревога следовала за другой. <…> Концерт должен был начаться в 4 часа, а отбой тревоги прозвучал без четверти четыре. Ясно, что концерт срывается – никто же не соберется. На всякий случай, для очистки совести звоню в Филармонию и узнаю, что концерт начинается.
– И публика собралась?
– Полный зал.
Я была страшно удивлена: значит, шли на концерт во время тревоги! Хватаю чемодан с театральными вещами и мчусь в Филармонию. <…> Зал в этот день был необычен – впоследствии мы привыкли к его военному виду. Красные бархатные портьеры сняты, люстры оголены – на них не было хрустальных подвесок, и горели не все. Освещена была только эстрада. Конферансье объявляет наши фамилии. Выходим под дружные аплодисменты. Смотрю в зал и вижу улыбающиеся лица людей. <…> Танцуется легко. Ушло то гнетущее чувство одиночества, которое не покидало меня со времен отъезда театра. Через несколько дней состоялся первый за блокаду балетный утренник, тоже в Филармонии. В нем участвовали: Г. Н. Кириллова, А. Я. Шелест, С. Г. Корень и наша балетная молодежь. Партию фортепиано исполнил профессор А. Д. Каменский, соло на скрипке – В. Заветновский, соло на виолончели – Д. Шафран»*.

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 113.

Публика на концерте в филармонии осенью 1941 года

Успех подобных концертов побудил руководство театра возобновить спектакли в здании филиала на Петроградской стороне.

Афиша концертов в филиале Кировского театра. Ноябрь 1941 года
Архив Мариинского театра

В честь двадцать четвертой годовщины Октябрьской революции, несмотря на то что в эти дни немцы особенно ожесточенно обстреливали и бомбили город, во многих театрах и концертных залах Ленинграда были объявлены праздничные концерты. Артисты выступали в филармонии, здании Главного штаба, Госцирке, Театре музыкальной комедии и Театре оперетты (последний давал спектакли в здании ДК им. Первой пятилетки). Из четырех объявленных концертов в филиале Кировского театра состоялся только первый. 6 ноября в нем приняли участие ведущие солисты оперы: сопрано Розалия Горская, тенор Иван Нечаев, баритон Валентин Легков, артисты балета Ольга Иордан, Сергей Корень, Алла Шелест, Наталья Сахновская и Роберт Гербек, а также известный пианист, профессор консерватории Александр Каменский и 17-летний виолончелист Даня Шафран. Его «несерьезное» именование в афише, вероятно, связано с тем, что он начал выступать еще мальчишкой – после победы на Всесоюзном конкурсе скрипачей и виолончелистов (1937).

Афиша «Травиаты». Ноябрь 1941 года
Архив Мариинского театра

Из распоряжения и. о. начальника управления по делам искусств исполкома Ленгорсовета от 11 ноября 1941 года. «…Образовать из свободных творческих кадров театров Оперы и балета им. С. М. Кирова, Малого оперного и Оперной студии Консерватории трудовой коллектив, присвоив ему название Театр оперы и балета. Предоставить для работы коллектива… помещение Филиала Театра им. С. М. Кирова»*.
«Режиссерам Исайе Дворищину и Андрею Шретеру, – вспоминает Татьяна Холмовская, – пришлось приложить немало труда, чтобы собрать музыкантов города в симфонический оркестр и отрепетировать оперы “Евгений Онегин” и “Травиата”»**.
Из дневника Николая Кондратьева, страстного меломана и поклонника балета: «Объявленные спектакли идут с тем же составом, с каким шли в довоенное время (или с незначительными изменениями). <…> Перед началом спектакля (“Евгений Онегин”. – Ред.), который запоздал на 30 минут и начался в 3 часа 30 минут, Н. Н. Куклин (Николай Никанорович Куклин, солист, возможно в то время уже режиссер, ведущий спектакль. – Ред.) объявил о том, что по техническим причинам спектакль пойдет без декораций, но в костюмах, с бутафорией и со всеми мизансценами. Так оно и было. В зрительном зале температура была довольно низкой, приблизительно 6–8 градусов. Публика не раздевалась…»***

* Цит. по: Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 57.
** Холмовская Т. Воспоминания. 1976. Машинопись // Архив Мариинского театра.
*** Цит. по: Музыка в дни блокады. С. 62.

Агриппина Яковлевна Ваганова. 1940-е

«Когда стал вопрос о балете, о том, кто будет им руководить, – вспоминает Ольга Иордан, – мне стало очевидно, что нужен человек с большим, безусловным авторитетом, Конечно, это Агриппина Яковлевна Ваганова. (Ваганова в 1931–1937 годах была художественным руководителем балетной труппы театра. – Ред.) Мне поручили съездить к ней и договориться об ее участии в нашей работе.
<…> Через несколько дней в репетиционном зале Училища состоялась первая официальная встреча балетного коллектива. Пришли все. Было холодно, сидели в пальто. <…> Ваганова пришла на это собрание с уже готовой программой: начала ставить “Вальс” Глинки, тут же развела последний акт “Спящей красавицы”. Программа была составлена удачно, состав хорошо обеспечивал ее качество. “Вальс” должны были танцевать я и девушки – мужчины не были в нем заняты совсем. Костюмы для него подобрали из “Утраченных иллюзий” – белые, ниспадающие тюники.
<…> Приступили к репетициям “Спящей красавицы”. Аврору танцевала я, принца Дезире – Корень. Репетировали весь акт полностью, без всяких пропусков, – и адажио, и вариации, и коду. Агриппина Яковлевна была так же строга, как обычно, не давая нам никаких скидок. В этом отношении она была для всех образцом и примером – ни голод, ни бомбежки не были в состоянии поколебать ее внутренней дисциплины, чувства долга и требовательности к искусству. Когда филиал открыли и в нем пошли оперные спектакли “Евгений Онегин” и “Травиата”, она ежедневно ходила пешком на Петроградскую сторону для того, чтобы посмотреть исполнение балетных номеров. Немногие были в то время способны на это!»*

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 113.

Афиша «Пиковой дамы». Ноябрь 1941 года
Архив Мариинского театра

«Я должна была танцевать в “Пасторали” (интермедия во втором акте “Пиковой дамы”. – Ред.), – вспоминала балерина Нонна Ястребова. – Я собрала гримировальный чемоданчик и пошла на свой первый после выпускного спектакль. Я ехала на трамвае через Троицкий мост, когда начался обстрел. Мы выскочили из трамвая и побежали через мост. Били зенитки, гудели самолеты. Это был ужас – ты, такая маленькая, на бесконечно пустом пространстве, вокруг вода, огромная Нева. И взрывы, взрывы… Я сбежала с моста в скверик и прямо в землю. Хотелось лечь и зарыться. Потом перебежками добралась до большого серого дома, где было бомбоубежище. Тревога продолжалась долго, а когда вышла – какой театр? Я вся грязная, в тяжелом нервном состоянии, пошла пешком домой»*.
В тот день, 25 ноября, «Пиковую даму» так и не начали. Вместо нее повторили «Травиату». По воспоминаниям певицы Надежды Вельтер, спектакль несколько раз прерывался воздушной тревогой и так и остался незаконченным.

* Ястребова Н. После выпускного была война // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 30.

Афиша несостоявшихся спектаклей. Ноябрь 1941 года
Архив Мариинского театра

«Налеты становятся всё интенсивней, не успевает одна партия самолетов отлететь, как надвигается другая, – писала в те дни в дневнике Наталья Сахновская. – Фашистские летчики забрасывают город зажигательными бомбами. Возникают пожары. Загорелся наш театр, Народный дом, пламя перекидывается и охватывает вмиг все деревянные постройки аттракционов парка, факелом горят американские горы, пострадал и зоопарк. <…> Массированный налет длился без конца. На борьбу с зажигалками мобилизовались все, кто только мог… Я с Робертом заняла вахту на крыше. Нет слов передать то состояние обреченности и страха, которое охватывает при виде надвигающейся на тебя тучи бомбардировщиков, и слушать гул их моторов… Совершенно измученными вернулись мы домой, продежурив на крыше несколько часов. Сгорел наш театр, где теперь пойдут наши спектакли?»*
1 декабря приказом управления по делам искусств «в связи с изменившимися условиями работы» деятельность Театра оперы и балета была прекращена.

* Сахновская Н. Из блокадных дневников // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 36–37.

Синий мост, площадь Воровского (Исаакиевская), гостиница «Астория». 1942
Фото Сергея Струнникова
Фото с сайта www.pastvu.com

В декабре в Ленинграде наступила пора, которую впоследствии выжившие горожане назовут «смертным временем». У людей кончились все запасы продовольствия, даже если такие и были; нормы дневной выдачи хлеба снизились до 250 граммов по рабочей карточке и 125 граммов для иждивенцев. Голод тысячами косил ленинградцев. Свирепствовали тридцатиградусные морозы, остановился транспорт, не работал водопровод, в дома не подавалось электричество. С 1 января в гостинице «Астория» был организован стационар для ученых и творческих работников, куда помещали истощенных и ослабевших людей, чтобы хоть как-то поддержать их, снять уже непосильную нагрузку по добыванию воды, топлива, стоянию в многочасовых очередях за хлебом. Назвать паек в столовой «Астории» «усиленным» можно только по блокадным меркам, но он спас жизнь многим ученым и артистам. Среди них академик Иосиф Орбели, дирижер Карл Элиасберг с женой – пианисткой Надеждой Бронниковой, сотрудники радиокомитета, Агриппина Яковлевна Ваганова. Ольга Иордан вспоминала: «В угловом номере “люкс” был устроен красный уголок. Там помещалась библиотечка, стояло пианино, и после ужина мы собирались туда. Человек тридцать-сорок, все в пальто и шапках, валенках или галошах. В эти дни даже радио не работало. В один из таких вечеров в темноте послышались звуки пианино. Кто-то играл тихо, медленно, но с большим мастерством и чувством. Трудно описать волнение, охватившее меня, когда я впервые за несколько месяцев услышала музыку: она подействовала на меня невероятно, и я чуть не расплакалась. Это играл Софроницкий. Играл недолго, минут пятнадцать, на большее не хватало сил»*. (Владимир Софроницкий – знаменитый пианист, профессор Ленинградской консерватории. – Ред.)

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 113.

Площадь Островского. 1943
Фото Сергея Шиманского
Фото с сайта www.pastvu.com

В феврале в осажденном Ленинграде были прекращены все концерты и спектакли. Музыка не звучала даже в эфире. На радио ежедневно передавались лишь литературные передачи. Автор исследования «Музыка в дни блокады» Андрей Крюков считает, что решительный переворот в ситуации произошел, когда в дело вмешался Жданов – секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), член военного совета Ленинградского фронта. Писатель Александр Фадеев, побывавший в Ленинграде в 1943 году, приводит в своем очерке слова, сказанные ему тогда художественным руководителем радиокомитета Я. Бабушкиным: «Мы думали, что музыка неуместна в такие дни. И всё агитировали с утра до вечера. Ну, агитаторов тоже не хватало, выпадали целые часы молчания, когда только один метроном стучал: тук… тук… тук… тук… Представляешь себе? Эдак всю ночь, да еще и днем. Вдруг нам говорят: “Что вы эдакое уныние разводите? Хоть сыграли бы что-нибудь”. Тут я и стал искать по городу музыкантов»*.

* Фадеев А. Шестая симфония : из ленинградского дневника // Литература и искусство. 1943. 1 мая. Цит. по: Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса. СПб. : Лениздат, 2013. С. 181.

Публика у Театра драмы им. Пушкина. 1942
ЦГАКФФД СПб

1 марта 1942 года приказом по Кировскому театру были вызваны и зачислены на работу певцы Павел Андреев, Наталия и Павел Болотины, Мария Зюзина, Валентина Павловская, Иван Плешаков, Софья Преображенская, Василий Сорочинский, танцовщики Евгения Гемпель, Надежда Красношеева, Надежда Федорова, Татьяна Шмырова, хористы Глафира Никифорова и Татьяна Холмовская. Из МАЛЕГОТа в группу включили Надежду Вельтер и Веру Шестакову. Сделано это было «в связи с организацией концертной работы по обслуживанию частей Красной Армии и Флота, а также населения Ленинграда». Хлеб, доставляемый по Дороге жизни, увеличение выработки электроэнергии на электростанции в Уткиной Заводи, позволившее дать электричество в театры, и намерение руководства города поддержать осажденных возродили угасшую было музыкальную жизнь в Ленинграде.

Покупка билетов перед Театром им. Пушкина. Весна 1942 года
Фото Василия Федосеева

3 марта в здании Пушкинского театра возобновил свои спектакли Театр музыкальной комедии – единственный коллектив, не уехавший в эвакуацию и дававший до 26 января 1942 года спектакли почти ежедневно. 5 апреля концертом с участием артистов Кировского театра Павла Андреева, Ивана Нечаева, Веры Шестаковой, Владимира Касторского и Надежды Вельтер открылся филармонический сезон. Оркестром комитета радиовещания руководил Карл Элиасберг. Концерт транслировался по радио. «Мы заняли лишь одно отделение: оркестранты (да и дирижер) были еще слишком слабы»*, – вспоминал Элиасберг. «В первом отделении Касторский пел арию Сусанина, я – арию Орлеанской девы, – вспоминала Надежда Вельтер. – Я спросила мужа (Георгия Цорна – художника Кировского театра. – Ред.), как звучал мой голос. “Я плохо слушал, – ответил он. – Не мог оторвать взгляда от ваших исхудавших лиц”»**.

* Элиасберг К. Единственный в городе: симфонический оркестр в годы блокады // Музыка продолжала звучать. Ленинград. 1941–1944. Л. : Музыка, 1969. С. 89.
** Вельтер Н. Об оперном театре и о себе. Л. : Советский композитор, 1984. С. 137.

Надежда Вельтер поет в сопровождении оркестра радиокомитета под управлением Карла Элиасберга. Концерт в Театре им. Пушкина 5 апреля 1942 года

Трудно переоценить возвращение музыки в жизнь блокадного города: не только участие, но и присутствие на подобном концерте могло вывести людей из социальной апатии, в которую загнал их продолжительный голод. В апреле в Пушкинском театре состоялись еще три воскресных концерта, постоянные спектакли Музкомедии наладились уже с марта, с 1 мая возобновила свою работу филармония. Не все горожане оказывались в состоянии побывать на концертах и спектаклях, если это были не «шефские» выступления. Билеты стоили денег, либо же перед входом в театр их можно было выменять на продукты или папиросы, но многим было, по их признанию, «не до жиру». В дневниках и письмах не раз проскальзывают саркастические замечания о «театралах», среди которых измученные голодом люди готовы были видеть «официанток из столовых» и «продавщиц продовольственных магазинов»*.
«Рассматривая основные формы выживания во время блокады, мы едва ли можем отвести искусству и творчеству значительную роль, – пишет историк Сергей Яров в исследовании о блокадной этике. – Интерес к творчеству неизбежно угасал там, где не было света, где коченели пальцы от мороза, где полуобморочные люди часами считали минуты, оставшиеся до “обеда” или “ужина”, где обычным явлением стали нескончаемые очереди. Тот отклик, который получила художественная жизнь осажденного города, был вызван не столько ее масштабами, сколько ее необычностью в условиях войны. <…> Подлинное значение искусства, творчества и чтения проявлялось скорее в том, что они предлагали блокадникам, погруженным в пучину борьбы за существование, устойчивые нравственные опоры. Это далеко не всегда могло остановить процесс их деградации, но оно замедляло его»**.

* Блокадный дневник Винокурова А. И. // Архив Большого дома : блокадные дневники и документы. СПб. : Европейский дом, 2007. С. 231.
** Яров С. В. Блокадная этика: Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг. СПб. : Нестор-История, 2011. С. 171.

Надежда Вельтер в роли Кармен. 1942
Программка премьерных спектаклей «Кармен» в Ленинградской филармонии. Июль 1942 года

Архив Мариинского театра

Событием культурной жизни блокадного Ленинграда стала постановка оперы «Кармен». Точнее, это была музыкально-драматическая композиция: артистка Нина Чернявская читала фрагменты новеллы Мериме, которые перемежались номерами из оперы Бизе. Поставила спектакль певица Надежда Вельтер. После отъезда в Молотов (Пермь) заместителя директора Кировского театра Александра Белякова она возглавила оставшийся в городе коллектив. Согласно составленному 18 июля списку артистов Кировского театра, в нем было шестьдесят шесть человек, из них двадцать восемь – балетных *.

* Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 194.

«Кармен». Сцена из спектакля. Фото 1942–1943 годов
Архив Мариинского театра

«Поскольку в филармонии не было оркестровой ямы, – вспоминала Вельтер, – музыканты разместились в двух боковых ложах слева. Мне как режиссеру приходилось считаться с физическим состоянием артистов, особенно хора (участвовал хор радиокомитета. – Ред.). Многие были настолько истощены, что могли петь лишь сидя. <…> Тем, кто мог выйти на публику, да и нам, солистам, пришлось потратить немало труда, чтобы с помощью грима и костюмов выглядеть жизнерадостными испанцами. Мы боялись, что обстрел или налет помешают нам вовремя начать спектакль, поэтому все участники – певцы, артисты балета, оркестранты, гримеры, осветители – явились за пять часов до начала. <…> При первых звуках увертюры зал забелел носовыми платками: зрители утирали счастливые слезы».*

* Вельтер Н. Об оперном театре и о себе. Л. : Советский композитор, 1984. С. 137.

«Кармен». Афиша спектакля. 1942
Архив Мариинского театра

Только летом 1942-го спектакль был показан десять раз в филармонии, Доме Красной армии, Доме флота и летнем театре Дворца пионеров.

Надежда Вельтер в Институте переливания крови. 1942
ЦГАКФФД СПб

Певцы Надежда Вельтер, Софья Преображенская, Николай Гладковский, пианистка Марианна Граменицкая в 1942-м стали донорами. «“Мне сделали переливание крови, – цитирует в своих воспоминаниях Вельтер письмо одного раненого, – и теперь отправляюсь на фронт. Мне хотелось бы узнать – Вы ли та заслуженная артистка, которая так часто услаждает своим искусством бойцов? Как я был бы счастлив, если б знал, что во мне – целая бутылка Вашей крови”».*

* Вельтер Н. Об оперном театре и о себе. Л. : Советский композитор, 1984. С. 132.

Наталья Сахновская в одной из воинских частей. 1943
Архив Мариинского театра

Танцовщики Наталья Сахновская и Роберт Гербек, отправленные, как и многие артисты, в бессрочный отпуск после эвакуации труппы, весной вновь были «приняты на работу для обслуживания концертами частей РККА»*.
Вот как описывает Сахновская их первое выступление: «В большой комнате – крошечная эстрада, наш первый зритель – небольшая группа людей в шинелях и ватниках, шоферы, совершившие множество рейсов через Ладогу. Давно забытое волнение – как возвращение к жизни. Но сможем ли мы станцевать и станет ли зритель смотреть на нас? Мы очень изменились. Костюмы болтаются, на руки приходится надевать длинные перчатки, на плечи – пелерину. Хочется чем-нибудь “завесить” и постаревшее лицо… Знакомые аккорды. Сердце заколотилось, и мы неуверенно выходим на эстраду… Ноги с трудом поспевают за музыкой, всего несколько движений, а мы уже почти выбились из сил. Голова кружится, в глазах темнеет, несколько раз мы споткнулись, едва удержались на ногах. К счастью, я была в “наилегчайшем весе”, и Роберт Иосифович с трудом, но мог поднимать меня. Скорее бы конец, только бы дотянуть! Но радость – аплодисменты! Аплодисменты. Мы нужны людям!!!»**

* Учетная карточка Роберта Гербека // Архив Мариинского театра.
** Сахновская Н. Воспоминания. Из дневника артистки балета // Советский балет. 1983. № 3. С. 58.

Концерт Натальи Сахновской и Роберта Гербека в Ленинградской филармонии. 1943
Архив Мариинского театра

Продолжение воспоминаний Сахновской: «Филармония предложила Роберту Иосифовичу и мне дать сольный концерт в Большом зале. Мы согласились и в перерывах между работой в балетном коллективе и шефскими концертами стали готовиться к этой ответственной встрече со зрителем. Она состоялась 31 октября 1942 года. Около четырех часов дня подошли мы к Филармонии и остолбенели: дверь оказалась закрытой. Администрация за полтора года просто забыла, что нам необходимо время на подготовку. Дежурная пришла за полчаса до начала концерта. Сердиться бесполезно, а нервничать нельзя – может не хватить сил на весь вечер. Вот мы и расположились в парадном подъезде, на ступеньках лестницы. Начали гримироваться. <…> Не помню, когда открыли дверь… Помню только, как мы стояли за тяжелой бархатной портьерой нашей любимой Филармонии, как распахнулась перед нами эта портьера и мы вступили на освещенную сцену. Вмиг исчезли страхи и волнения, на смену им пришла радость, огромная радость… Никогда, казалось, не танцевали мы с таким наслаждением, никогда не ощущали такой полноты отдачи. Ласковые лица и теплый прием стали нам наградой… Нас просили повторить концерт, но помешали наступившие морозы, а зал не отапливался. Мы снова смогли показать свою программу в Филармонии и в Саду отдыха только в следующем, 1943 году»*.

* Сахновская Н. Воспоминания. Из дневника артистки балета // Советский балет. 1983. № 3. С. 59–60.

Проспект 25 Октября (Невский). У Театра комедии, где с октября 1942-го до середины августа 1943-го давал спектакли Городской театр
ЦГАКФФД СПб

В мае 1942 года, когда Ленинград с трудом оживал после тяжелейшей первой блокадной зимы, власти задумались об организации Городского театра, где могли бы играть артисты разных театров, не уехавшие в эвакуацию. Огромный резонанс музыкальных радиопередач и «Театра у микрофона», где разыгрывались целые пьесы, побудил показать некоторые из них вживую. В сентябре управление по делам искусств откомандировало в новый театр артистов Пушкинского, Кировского, МАЛЕГОТа, позже к ним добавили актеров Нового ТЮЗа и агитвзвода Дома Красной армии. Труднее всего было собрать для представлений опер и балетов хор и оркестр. Единственный симфонический коллектив, остававшийся в городе, – оркестр радиокомитета – был занят в филармонических концертах и в радиотрансляциях. Потеряв за первую блокадную зиму многих музыкантов, он сумел с мая возобновить регулярные выступления, а в августе 1942-го провел ленинградскую премьеру Седьмой симфонии Шостаковича. Дирижеру Карлу Элиасбергу не хотелось взваливать на плечи своих сотрудников и работу в театре, но собрать еще один симфонический оркестр в блокадном городе было не из кого. Поэтому с ноября 1942-го по декабрь 1944-го оркестр радиокомитета будет сопровождать оперные и балетные спектакли. Ансамбль оперных солистов возглавил Иван Нечаев, балетных – Ольга Иордан.
Городской театр открылся в помещении Театра комедии 18 октября спектаклем «Русские люди» по пьесе Константина Симонова. Так (неофициально), оставаясь в осаде – под бомбежками и артобстрелами, ленинградцы отметили годовщину блокады.

Афиша Городского театра на заколоченной витрине Елисеевского магазина. Ноябрь 1942 года
Фото с сайта www.pastvu.com

Вечерние спектакли начинались в 17:00, чтобы закончиться до комендантского часа. Днем с 11:30 шли шефские спектакли для фронтовиков, для рабочих оборонных заводов. Билеты продавались в кассе, был и штат распространителей билетов.

Афиша премьерных спектаклей «Евгения Онегина». Ленинград. Ноябрь 1942 года

К двадцать пятой годовщине Октябрьской революции была объявлена премьера «Евгения Онегина». Поставил оперу артист Театра драмы им. Пушкина Евгений Студенцов, хором и оркестром радиокомитета дирижировал Карл Элиасберг, для которого это был первый оперный спектакль. В канун премьеры сцена бала у Греминых прозвучала по радио.

Мария Мержевская (Ольга)
Мария Елизарова (Татьяна), Андрей Атлантов (Гремин). Городской театр. 1942
Архив Мариинского театра

На афише рядом с именами известных мастеров оперной сцены – Преображенской, Нечаевым, Легковым – стояло имя двадцатидвухлетней Марии Мержевской, зачисленной в труппу 30 сентября 1942 года.
На снимке справа: Андрей Атлантов (в роли Гремина) признаётся в любви к своей жене Марии Елизаровой (Татьяне). Сегодняшний слушатель больше знаком с их сыном – Владимиром Атлантовым, прославленным тенором, народным артистом СССР, получившим почетное звание каммерзенгера Венской государственной оперы.

Бал у Лариных. Справа налево: Мария Елизарова (Татьяна), Иван Нечаев (Ленский), Валентина Богнычева (Ларина), Мария Зюзина (Ольга), Валентин Легков (Онегин), Глафира Никифорова (Няня), Николай Шехматов (Гость). 12 ноября 1942 года
Архив Мариинского театра

Огромным событием для ленинградцев стала новая постановка оперы «Пиковая дама», которую осуществил Городской театр. Художником выступил Георгий Цорн, муж певицы Надежды Вельтер, ставившей спектакль. Он оформлял почти все спектакли Блокадного театра.

Георгий Цорн. Эскизы декораций к «Пиковой даме». 1943
Архив Мариинского театра

Афиша оперы «Пиковая дама». 1943
Архив Мариинского театра

Премьера состоялась 15 марта 1943-го, а июльская афиша анонсирует уже двадцать первый и двадцать второй спектакли. Спектакль поставила Надежда Вельтер, певшая Графиню в знаменитой постановке «Пиковой дамы» Мейерхольда 1935 года в МАЛЕГОТе. В Блокадном театре она исполняла эту партию поочередно с Софьей Преображенской.

Софья Преображенская. 1940-е
Архив Мариинского театра

«Весь спектакль отпечатался в моей памяти, как на кинопленке, – вспоминала Галина Вишневская, которой было тогда шестнадцать лет и она впервые слушала “Пиковую” в театре. – И сейчас вижу перед собой изможденного Германа, Лизу с обнаженными, синими и тощими, как у скелета, плечами, на которых лежит толстый слой белой пудры; великую Софью Преображенскую – графиню (такого драматического меццо-сопрано я уже за всю свою жизнь не услышу) – она тогда была в самом расцвете своего таланта. Когда они пели, изо рта у них валил пар. То волнение, потрясение, которое я пережила там, было не просто наслаждением от спектакля: это было чувство гордости за свой воскресший народ, за великое искусство, которое заставляет всех этих полумертвецов – оркестрантов, певцов, публику – объединиться в этом зале, за стенами которого воет сирена воздушной тревоги и рвутся снаряды»*.

* Вишневская Г. Галина. М. : СЛОВО/SLOVO, 1991. С. 35.

Клавдия Кузнецова (Лиза) и Василий Сорочинский (Герман). Аркадий Лыжин (Златогор). 1943
Архив Мариинского театра

На каждую роль имелось по несколько исполнителей, и лишь Василий Сорочинский в роли Германа оказался незаменим. Когда он был болен, спектакль приходилось отменять.

«Пиковая дама». Ленинград. 1943. Павел Болотин (Томский), Мария Мержевская (Полина, Миловзор)
Архив Мариинского театра

Амуров в интермедии третьего действия изображали дети артистов – Кира Мержевская и четырехлетняя Вера Преображенская.

Софья Преображенская с дочерью Верой. 1943
Фото из семейного архива певицы

Сцена из балета «Эсмеральда». Ленинград. Городской театр. 1942–1943
Архив Мариинского театра

Балет «Эсмеральда» (премьера: 18 декабря 1942 года) возобновила Ольга Иордан, она совмещала в Блокадном театре обязанности художественного руководителя балетного коллектива, балерины, балетмейстера, педагога и репетитора. До войны «Эсмеральда» шла в Театре им. С. М. Кирова в редакции Вагановой 1935 года. Блокадный спектакль стал короче: вместо девяти картин осталось три, и трагический финал был опущен.
На сцене чувствовалась нехватка мужчин. На роли Квазимодо и главаря бродяг Клопена Трульфу пригласили артистов Театра музыкальной комедии. «Мужчин нет даже для исполнения ролей мимистов, – замечает в дневнике Николай Кондратьев, бывший на премьере, – и изображать скромное количество стражников (всего их двое), делающих ночной обход парижских улиц и площадей, прогоняющих с площади толпу и избивающих Квазимодо, приходится девушкам, одетым в мужские костюмы»*.
«Репетиционный зал не отапливался, – записала в дневнике Ольга Иордан, – кордебалет и не танцующие персонажи на репетиции не снимали верхнего платья, танцевали или, вернее, намечали движения в шубах, валенках и перчатках. Так вставали и в арабеск. <…> Еще одна сложная проблема встала перед нами: туфли… Изнашивались они быстро, и нашим актрисам пришлось самим заняться их починкой. Их штопали, обшивали обрывками найденных дома шелковых ленточек… И все-таки ни один спектакль не проходил на полупальцах, все танцевали на пальцах. Мучались, но танцевали. Когда репетиции были перенесены на сцену, начались новые трудности. Оркестровая яма, рассчитанная на драматические спектакли, не могла вместить даже тот небольшой оркестр, который был в нашем распоряжении. Пришлось расширить ее, сняв первые два ряда партера. Вдоль рампы на сцене тянулась бетонированная полоса для железного занавеса – пришлось его скалывать и заделывать щель досками. Всю эту работу делали рабочие Кировского театра под руководством Александра Белякова (сначала помощник директора, а затем заместитель директора театра. – Ред.)»**.

* Цит. по: Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 266.
** Иордан О. Из дневника // Ленинградские театры в годы Великой Отечественной войны. М. ; Л. : Искусство, 1948. С. 505–506.

«Эсмеральда». Сцена из спектакля. Ольга Иордан (Эсмеральда) и Николай Шехматов (Клод Фролло). Фото 1942–1943 годов
Архив Мариинского театра

Наталья Сахновская, танцевавшая одну из подруг Флёр де Лис, писала в дневнике: «Гримироваться приходится не снимая пальто, температура низкая, но электричество горит, и все же надо натягивать трико и балетные костюмы… Наши милые костюмерши А. Д. Меркулова и Х. Я. Шейнис (Анна Дмитриевна Меркулова, портниха, одевальщица женского гардероба; Хая Янкелевна Шейнис, портниха-вязальщица, мужской гардероб. – Ред.), чьими руками любовно отглажены и приведены в порядок все костюмы, внимательно оглядывают всех, что-то подшивают, где-то подкалывают… Девушки такие тоненькие, изящные в балетных тюничках, дрожат от холода и волнения. Тщетны все разминки, ног не разогреть… 24 декабря. Второй спектакль мы танцевали без страха, с увлечением. Мы освоили маленькую сценку и полюбили наш крошечный Блокадный театр»*.
Ольга Иордан вспоминала, что после спектакля она получила подарки: от неизвестного моряка – головку лука, от военного – полбуханки хлеба, а от артиста Ивана Нечаева – бутылочку черного растительного масла. Присутствовавший на премьере Дмитрий Лазарев вспоминал: «В антракте мы с женой проходим за кулисы. Ольга Генриховна встречает нас счастливым смехом: “Я смотрела в глазок, зрители даже сняли варежки, чтобы громче хлопать”»**. С 12 декабря до конца войны «Эсмеральду» исполнили тридцать один раз.

* Сахновская Н. Из блокадных дневников // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 45.
** Лазарев Д. Ольга Иордан в осажденном Ленинграде // Советский балет. 1988. № 3. С. 28.

На сводной майско-июньской афише Городского театра соседствуют оперные, балетные и драматические спектакли. Май 1943 года
Архив Мариинского театра

Константин Сергеев. Фея Балабина. Наталия Дудинская
Архив Мариинского театра

Летом 1943-го группа ленинградских артистов из Молотова (Перми) на два месяца была командирована в Москву. В августе Фея Балабина, Наталия Дудинская и Константин Сергеев на две недели приехали в осажденный Ленинград. «В Москве крайне сдержанно отнеслись к нашему желанию лететь, – вспоминал Константин Сергеев. – Это было небезопасно. <…> Город, израненный телом, но бодрый духом. Что первым бросилось нам в глаза? Идеальная чистота. На улицах народу мало, но на лицах особая сосредоточенность. Никакой паники, даже во время обстрелов. Все идет своим чередом». 9 августа состоялся их первый концерт в филармонии. «Вечером все было необыкновенно: переполненный зал, тревога, бурные аплодисменты при появлении артистов, – рассказывал оставшимся в Перми артистам Сергеев. – В зале замахали платками. Это уже не было успехом, к которому мы привыкли, это было нечто большее. За кулисы к нам пришли очень похудевшая О. Иордан, Н. Сахновская и Р. Гербек – артисты Кировского театра, оставшиеся в Ленинграде»*. Присутствовавший на этом концерте Николай Кондратьев записал в дневнике: «Как-то странно было видеть мало военных – обычных посетителей театров, концертов и кино в дни войны. Видно было, что собралась публика, хорошо знающая Дудинскую, Балабину и Сергеева. Все артисты балета, находящиеся в Ленинграде, а не только выступающие в балетной труппе в Театре комедии, пришли на концерт…» Яркую деталь того вечера сохранил и дневник О. Модель. Упомянув, что концерт был прерван обстрелом, она продолжила: «Когда снова уселись после перерыва и вновь бабахнуло – в зале дружный хохот; чисто ленинградская реакция»**.

* Цит. по: Франгопуло М. Годы мира, годы войны // Константин Сергеев : сб. ст. М. : Искусство, 1978. С. 169–170.
** Цит. по: Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 395.

Малый оперный театр. Фото 1944 года
ЦГАКФФД СПб

«Работать в помещении Театра комедии по мере роста коллектива – и балетного, и драматического – становилось все труднее, – вспоминал Иван Нечаев, руководивший оперной труппой. – Недостаточность помещения сказывалась на нашей работе, а маленький зал не мог вместить и небольшой части зрителей, стремившихся ежевечерне попасть в театр. Мы поставили вопрос о восстановлении Малого оперного, который сравнительно немного пострадал от обстрелов. 3 октября 1943 театр был открыт концертом артистов оперы и балета Кировского и Малого оперного. На следующий день мы провели в нем генеральную репетицию “Травиаты”, а 5-го “Коньком-Горбунком” начали свою регулярную работу на сцене, которая отвечала нашим требованиям»*.
«В увеличенных и заново написанных декорациях была показаны “Пиковая дама” и “Эсмеральда”. <…> Особенно счастливы были артисты балета, ощутившие наконец привычные масштабы сцены. 1 300 зрителей заполняли на наших спектаклях нарядный, ярко освещенный зал»**.

* Нечаев И. Опера в дни блокады // Ленинградские театры в годы Великой Отечественной войны. М. ; Л. : Искусство, 1948. С. 528.
** Вельтер Н. Об оперном театре и о себе. Л. : Советский композитор, 1984. С. 144.

«Конек-горбунок» и «Пиковая дама». Афиша 1943 года
Архив Мариинского театра

12 сентября состоялась премьера балета «Конек-горбунок» в МАЛЕГОТе. Возобновили старинный спектакль Ольга Иордан с Владимиром Томсоном, который в довоенные годы танцевал Иванушку и Хана и потому хорошо знал весь балет.
«Как и в прежних спектаклях, недостаток мужского состава заставил отказаться от некоторых сцен и переставить ряд танцев, – вспоминала Иордан. – Заново и совершенно своеобразно поставил В. Э. Томсон “Русскую” – ее танцевали только женщины и один мужчина. <…> От сцены “Подводного царства” пришлось отказаться совершенно – она требовала очень большого числа исполнителей и сложной перестановки декораций. Детские танцы, разумеется, тоже были исключены. <…> Словом, это было уже не столько возобновление балета, сколько новая, почти самостоятельная работа, и я была счастлива, когда услышала похвалы по своему адресу. <…> Немало изобретательности при постановке этого трудного спектакля потребовалось от художника. Декорации для него делал превосходный мастер нашего театра, скульптор С. А. Евсеев, костюмы — художник Р. Г. Гуров, тоже работник нашего театра. Помимо хорошего вкуса, он подкупал исключительным отношением к делу и изобретательностью, которая в тогдашних условиях была особенно ценна. С изумительным мастерством расписал он обыкновенные хлопчатобумажные ткани золотом и серебром – они казались парчой. Поэтому спектакль наш вышел очень нарядным. Перед премьерой неожиданно встал вопрос о тюниках для танца нереид. Нового тарлатана у нас, разумеется, не было, но в Кировском театре было много старых, изношенных тюников. В обычных условиях их было бы легко распороть и подкрахмалить, но крахмала-то тогда в Ленинграде не было совершенно: его съели еще в 1941 году! Р. Г. Гуров изобрел какой-то состав, куда входило немного столярного клея, сам подкрахмалил эти тюники, и они оказались не хуже, чем бывали в мирное время»*.

* Иордан О. Из дневника // Ленинградские театры в годы Великой Отечественной войны. М. ; Л. : Искусство, 1948. С. 510–511.

Сергей Евсеев, автор декораций к балету «Конек-горбунок»
Архив Мариинского театра

«Декорации развешивали и укрепляли сами, руководимые Георгием Ивановичем (Цорном – художником, мужем Н. Е. Вельтер. – Ред.). <…> Пратикабли не укреплялись, и их часто держали руками. Естественно, случались и трагикомические казусы. Так, в балете “Конек-Горбунок” во время спектакля неожиданно свалился стожок. Засмеявшиеся было зрители виновато умолкли, когда поняли, что у лежавшей на полу женщины просто не хватило сил удерживать его»*.

* Вельтер Н. Об оперном театре и о себе. Л. : Советский композитор, 1984. С. 142.

Артисты блокадного театра. Сидят слева направо: Вера Епаншенкова, Мария Елизарова, Татьяна Шмырова, Ольга Иордан, Надежда Вельтер, Вера Шестакова, Семен Аркин, Александр Люблинский. Впереди: Н. Владимирова и Людмила Стрельникова. Стоят: Милица Дубровицкая, Тамара Иванова, Николай Шехматов, Аркадий Лыжин, Георгий Цорн, Татьяна Холмовская, Андрей Атлантов.
Архив Мариинского театра

Из дневника Натальи Сахновской: «18 октября. Торжественный день в нашей жизни. Нам, артистам, вручают медали “За оборону Ленинграда”. Нет слов, как мы счастливы. <…> Получив награду, Роберт (муж Сахновской Роберт Гербек. – Ред.) произнес очень патриотическую речь. Надя Красношеева тоже хорошо сказала. Вдохновившись, последовала их примеру и я, и выступила, хотя впервые публично, но вроде неплохо, как говорят товарищи. Эта награда очень окрылила нас, мы не ожидали и с еще бóльшим настроением танцевали в этот вечер и в последующие дни, а 26-го повторили “Шопениану”. Я – в центральной партии, с полной отдачей»*.

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 92.

Герои Блокадного театра: артист Театра драмы им. Пушкина, режиссер «Пиковой дамы» Евгений Студенцов, руководитель оперной труппы певец Иван Нечаев, балерина Ольга Иордан, художник Георгий Цорн, дирижер Карл Элиасберг. 1943
Архив Мариинского театра

Ни Евгению Студенцову, ни Георгию Цорну не суждено было дожить до Победы. В июле 1943 года имя Студенцова на афишах будет окружено траурной рамкой.
В ноябре 1943-го над театром начали сгущаться тучи. Андрей Крюков в исследовании «Музыка в дни блокады» пересказывает частное письмо А. Солодовникова, высокого московского чиновника по делам искусств, Борису Загурскому, начальнику управления по делам искусств исполкома Ленгорсовета. «Мол, распространяются слухи, что ленинградский Малый оперный театр оставят на периферии, так как в блокированном городе сложился и активно действует новый оперно-балетный коллектив. Его руководитель Н. Вельтер будто бы приглашает отдельных исполнителей поторопиться с возвращением из эвакуации, а то потом будет поздно. “Нельзя ли урезонить эту «старательницу»? Нельзя ли призвать к порядку создателей подобных слухов?” – вопрошал чиновник»*.
Реакция властей на заставила себя ждать. 25 ноября приказом Загурского было предписано «ликвидировать» с 10 декабря коллектив оперы и балета – как не отвечающий художественным требованиям. В следующем месяце певцов перевели в Ленгосэстраду, артистов балета – в Театр музкомедии. 30 ноября состоялся последний спектакль в помещении Малого оперного («Пиковая дама»). Затем этот зал был отдан под выступления ансамбля Б. Бронской (Театра эстрады) и цирковой труппы. Артисты же оперно-балетного коллектива, лишившиеся дома, показывали фрагменты своих спектаклей в «концертном варианте», под рояль.
Что касается драматической части труппы, то ее удалось сохранить. Осенью 1944 года новому Ленинградскому драматическому театру дали собственную сцену – зал в Пассаже, в 1959 году театру присвоили имя Комиссаржевской.

* Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 457.

Афиша филармонического концерта с участием артистов расформированного Театра оперы и балета. Апрель 1944 года
Архив Мариинского театра

К сожалению, в отличие от информации о Театре музкомедии, исследователи не располагают точными данными о посещаемости спектаклей оперно-балетного коллектива. Можно судить о них лишь косвенно: количество мест в помещениях, где проходили выступления, умножить на количество спектаклей и проанализировать отклики о заполняемости залов. Тогда получаются следующие цифры: три ноябрьских спектакля 1941 года в филиале вместимостью 2 300 человек, прошедшие, по отзывам, при заполненном зале, говорят о 6 000 слушателей по меньшей мере. Троекратное исполнение композиции «Кармен» в филармонии летом 1942-го собрало 3 690 слушателей. Всего в Ленинграде эта композиция была исполнена десять раз, из них шесть при аншлаге. С ноября 1942-го до середины августа 1943-го коллектив выступал в Театре комедии (900 мест), с сентября до декабря 1943-го – в Малом оперном, зал которого вмещает 1 350 человек. На стационаре дал 110 спектаклей, а с учетом выездов и выступлений в клубах Ленинграда и на военно-морской базе в Кронштадте (премьеру «Шопенианы» выпустили в Морском соборе) общее количество возрастет до 144. «Тогда число слушателей можно определить как приближающееся к ста тысячам»*.

* Музыка в дни блокады : хроника / авт.-сост. А. Н. Крюков. СПб. : Композитор, 2002. С. 498.

Салют в честь освобождения Ленинграда. 27 января 1944 года
Фото Александра Бродского

После расформирования театра артисты продолжали работать в концертных бригадах. Кировский театр и МАЛЕГОТ уже в январе пошли на ремонт. Все ждали возвращения родных трупп из эвакуации.
Из дневника Натальи Сахновской: «15 января. Проснулись рано утром от страшнейшей стрельбы. Не сразу поняли, что этот ураганный огонь открыл наш город, и не знали, что нас ждет. Били все корабли на Неве и вся артиллерия города. <…> 27 января 1944. Тишина. Ни одного взрыва… затих и грозный гул отдаленной канонады… и вдруг весть! Наша армия одержала Победу, полностью разгромлен враг под Ленинградом, блокада снята. Великий праздник! Снята блокада! Какое счастье!!! Мы все выбежали на улицу, чужие люди бросались друг другу в объятия, плакали, торжествовали, рыдая»*.

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 95.

Любое использование либо копирование материалов сайта, элементов дизайна и оформления запрещено без разрешения правообладателя.
user_nameВыход