Театр в годы войны

Лето 1941-го


ГАТОБ им. С. М. Кирова. 1930-е
ЦГАКФФД СПб

В июньской афише 1941 года Государственного академического театра оперы и балета им. С. М. Кирова (так в то время назывался Мариинский театр) значилось немало торжественных событий. 22 июня шла недавно возобновленная «Баядерка». На 23 июня был запланирован юбилейный вечер выдающейся балерины Елены Люком, в котором был задействован весь цвет балетной труппы. Акт из «Жизели» юбилярша танцевала с Константином Сергеевым, гран-па из «Пахиты» – с Вахтангом Чабукиани, номер «Мелодия» на музыку Глюка – с Семеном Капланом, первый акт «Дон Кихота» – с Борисом Шавровым, причем цветочницами выходили балерины Ольга Иордан и Татьяна Вечеслова, Уличной танцовщицей – Наталия Дудинская, а на роль Дон Кихота пригласили кумира поколения Николая Черкасова. Артистка балета Наталья Сахновская вспоминала: «Елена Михайловна готовилась к тому, что этот спектакль должен стать завершением ее вдохновенного творческого пути. Она готовилась к тому, что он должен быть последним, прощальным и очень торжественным концом ее сценической деятельности. Неожиданно ворвалась война и смяла славный венец...»* Спектакль прошел с успехом, но чествование юбиляра перенесли за кулисы.
В афише были и выпускные спектакли хореографического училища – готовился трехактный балет «Бэла» на музыку Владимира Дешевова в хореографии Бориса Фенстера. «Генеральная репетиция в театре – в костюмах, с оркестром, последняя перед спектаклем – была назначена на 22 июня, – вспоминала исполнительница главной партии Нонна Ястребова. – Был чудесный солнечный день. Я пришла в театр пораньше, чтобы подготовиться, загримироваться, разогреться. Началась репетиция. В антракте после первого акта мы услышали по радио страшное слово: война. <…> Выпускной спектакль состоялся 26 июня. <…> После него мы собрались и пошли пешком, с цветами, в гостиницу “Астория”, где был заказан ужин. Играл маленький оркестр, мы хотели потанцевать, но подошел пожилой официант и сказал: “Ребята, не нужно танцевать, ведь война началась”. Мы сразу притихли»**.

* Сахновская Н. Из блокадных дневников // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 34.
** Ястребова Н. После выпускного была война // Там же. С. 28.

Афиша театра с заменами «Лоэнгрина» на «Ивана Сусанина». Июнь 1941 года 
Архив Мариинского театра

Вторая мировая война уже бушевала, когда знаменитый режиссер Сергей Эйзенштейн получил правительственный заказ на постановку «Валькирии» в Большом театре. Со стороны Сталина это был союзнический жест в рамках пакта Молотова – Риббентропа. В порядке «культурного обмена» между Сталиным и Гитлером в сезоне 1940–1941 годов на сцене берлинской Штаатсопер дали оперу Глинки «Жизнь за царя» (в оригинальной редакции). Политический подтекст постановки был очевиден, как и ее прозрачный антипольский пафос, отвечавший только что состоявшемуся очередному разделу Польши.
Аналогичная вагнеровская премьера в Ленинграде обернулась жестоким гротеском. Второй премьерный спектакль «Лоэнгрина» 21 июня 1941 года закончился за несколько часов до того, как части люфтваффе начали бомбить советские города. И уже оба следующих «Лоэнгрина» были заменены «Иваном Сусаниным» – советской версией «Жизни за царя». (В МАЛЕГОТе в эти дни заменили «Девушку с Запада» Пуччини на «Майскую ночь» Римского-Корсакова, «Желтую кофту» Легара – на «Поднятую целину» Дзержинского.)

Один из первых приказов по личному составу театра о призыве работников в армию
Архив Мариинского театра

Уже в первые дни войны десятки сотрудников театра были призваны в ряды Красной армии. Некоторые артисты, отказавшись от положенной им брони, отправились на фронт добровольцами, а не подлежащие призыву ушли в ополчение. Оставшиеся артисты, организованные в концертные бригады, ежедневно выступали в частях Ленинградского военного округа, краснознаменного Балтийского флота и на мобилизационных пунктах.
Наталья Сахновская вспоминала: «В первый же день войны мы (я с мужем, солистом театра, заслуженным артистом РСФСР Робертом Гербеком) получили повестки, на которых значилось “весьма срочно”. Я сохраню эти серовато-зеленые конверты и повестки, гласящие: “Вы назначены в состав бригады по обслуживанию концертами призываемых в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Вам надлежит безоговорочно явиться в театр, в помещение партбюро”. На обороте адресá: ул. Стачек, 92, Клуб им. Газа; сборный пункт Кировского Р.В.К.; бывшая Александро-Невская Лавра; Дом Пионеров; сб. пункт Смольнинского р-на. Наша бригада артистов, в которую мы с Робертом вошли, давала по несколько концертов ежедневно. Мои впечатления первого дня: выступаем в небольших помещениях, наши зрители – мобилизованные юноши. Большинство из них сидели прямо, головы подняты, взгляд открытый, они были, казалось, полны решимости и в последние минуты жизни в мирной обстановке не отказывались от впечатлений, принимали концерт, смотрели и слушали внимательно, а некоторые были рассеяны, взгляд отсутствовал, они слушали, но не слышали, смотрели и не видели»*.

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 20.

Воинские части на набережной Невы. 1941
Фото Василия Федосеева

Настроения первых военных дней были зафиксированы в дневнике скрипача Льва Маргулиса, концертмейстера оркестра. Он работал в филиале театра на Петроградской стороне, в бывшем Народном доме (сейчас это здание занимает Мюзик-холл). У филиала, открывшегося в 1939 году, была отдельная труппа, которую возглавлял знаменитый певец Николай Печковский. В июне артисты были в отпуске, в июле планировались гастроли в Сочи.
«26 июня. В театр прибывали письма и телеграммы с запросами от уехавших на отдых работников, куда ехать – в Сочи или в Ленинград. Дирекция, не знавшая ранее, что ответить, теперь требовала возвращения в Ленинград. <…>
29 июня. Сбор в театре. Нам объявили, что мы остаемся работать, но, пока прибудут декорации, мы будем нести охрану театра, разбившись на соответствующие команды, а солисты организуют концертные бригады для обслуживания армии. Вечером была групповая репетиция струнных “Самсон и Далила”.
30 июня. Утром и вечером репетиции “Самсона”. Стыдно ходить с инструментом по городу, и я оставил скрипку в театре.
2 июля. Утром опять работали в театре. <…> Днем объявили о ликвидации Филиала. <…>
4 июля. После утренней работы во дворе нас куда-то должны были отправить. Ждем в саду Нардома. Наконец пришел зав. постановочной частью и поехал с нами в мастерские Мариинского театра. Отныне мы ежедневно с 9-ти утра до 9-ти вечера работаем в мастерских. Делаем ковры (маскировочные сети. – Ред.). Целый день в грязи и пыли»*.

* Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса. СПб. : Лениздат, 2013. С. 25–28.

Госнардом. Филиал Кировского театра в 1939–1941 годах

Воспоминания о работе в цехах оставила и балерина Ольга Иордан. «В декорационном зале на улице Писарева мы трепали мочалку, связывали ее пучками и нашивали на сетки. Мы знали, что эта работа нужна для обороны города. Работалось весело: хотя руки были заняты, но языки свободны – много шутили, смеялись, изощрялись в остротах по поводу Гитлера и его “наполеоновских планов”. Казалось, что война идет где-то бесконечно далеко от нас и никогда до нас не дойдет.
Одновременно возобновились репетиции “Гаянэ” (или “Счастья”, как назывался вначале этот балет). Во время тревог работы и репетиции прекращались, и мы спускались вниз – на лестницу в режиссерскую или в коридор. Но тревоги проходили спокойно. Война все еще воспринималась только разумом и непосредственно не ощущалась.
Иногда приходилось нести ночные дежурства. Мы с Н. А. Зубковским (Николай Зубковский – солист балета, заслуженный артист РСФСР. – Ред.) выносили стулья к воротам театра, выходящим на Крюков канал, садились с противогазами, тихо-тихо сидели и прислушивались, не начнет ли кто-нибудь ломиться в ворота»*.

* Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 107.

Декорационные мастерские театра на улице Писарева. 1940-е
(С 2007 года – Концертный зал Мариинского театра)

11 июля артисты, согласно приказу исполкома Ленгорсовета об обязательной трудовой повинности, были отправлены на оборонные работы под Кингисепп – усилиями тысяч мирных жителей в области был за короткий срок создан Лужский рубеж.
Лев Маргулис, потерявший место из-за ликвидации филиала, все это время пытался устроиться в театр или другие оркестры, но тщетно. «Я часто бывал у Мариинского театра, виделся с Мотей Гореликом (Семен Горелик – заведующий оркестром. – Ред.) и просил его устроить меня в театр, но не похоже было, чтобы театр начал работать. Отпуска им не давали, но публика вовсе не ходила. Помню, как на “Лебединое” было продано 30 билетов и спектакль отменили. <…> К концу июля работа в мастерских кончилась. Работавшим там выдали продовольственные карточки. Я, как безработный, получал карточки в жакте (жилищно-арендном кооперативном товариществе, то есть по месту жительства. – Ред.)»*. Артисты, не приписанные ни к одному из учреждений, не могли покинуть город – жителей эвакуировали только в составе предприятий.
«20 июля. Вышел указ эвакуировать детей и детские учреждения, – отмечает в дневнике артистка балета Кировского Наталья Сахновская. – <…> Дали эшелон для детей работников театров. Возглавила эвакогруппу балерина Кировского театра Ольга Мунгалова, ее помощником стал солист Малого оперного Василий Азбукин, а организацию по отправке эшелона взяли на себя артисты. <…> Хотя мы надеемся, что расстаемся ненадолго, и отъезжающие не берут даже теплой одежды, все же трудно передать словами те слезы и волнения, которые царили на вокзале. Особенно тяжело было отрывать детей от родителей, они кричали и плакали»**.

* Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса. СПб. : Лениздат, 2013. С. 38–39.
** Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 21.

Сезон 1941–1942 годов планировали открыть по традиции оперой Глинки.
Архив Мариинского театра

Отсутствие точной информации о положении на фронтах позволило в августе объявить об открытии сезона. Была даже выпущена афиша. Наталья Сахновская вспоминала: «Все встрепенулись, вздохнули с облегчением. В тыл полетели телеграммы с вызовом артистов, эвакуированных с детьми, на сбор труппы. А через два дня вышел приказ Правительства об эвакуации театра <…> вместе с семьями»*.

* Сахновская Н. Из блокадных дневников // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 35.

Эвакуационный посадочный талон балерины Татьяны Вечесловой

15 августа на собрании сотрудников театра директор Евгений Радин сообщил о решении правительства эвакуировать театр. Предполагались рейсы двух эшелонов.
Из воспоминаний артистки балета Мариэтты Франгопуло: «Предстояло перевезти около тысячи шестисот работников театра и до двух тысяч членов их семей… Отобрать и уложить необходимое имущество, уточнить количество отъезжающих, предусмотреть систему посадки.
<…> 19 августа, 4 часа вечера. Московский вокзал. Состав поезда настолько велик, что стоит на двух путях: 83 теплушки и 3 классных вагона. Театр везет костюмы, ноты, осветительную аппаратуру, бутафорию. Декорации взять невозможно. <…> С театром покидает город группа учеников и педагогов Хореографического училища»*.

Выехать удалось не всем. Вера Красовская, тогда артистка балета Кировского театра, рассказывала: «Я заболела дизентерией. У нас уже и вещи были сданы в багаж – и мамы, и брата. Пришлось взять вещи обратно (состав стоял долго). Из-за меня вся семья осталась в городе, вырваться удалось лишь через год»**.

Наталья Сахновская, включенная в списки на отъезд вторым эшелоном, вспоминала: «В день отъезда первого эшелона я была на вокзале, провожала товарищей. Началась погрузка, шум и суматоха невероятная. Огромный состав товарных вагонов-теплушек забили до отказа. На опустевшем перроне осталось несколько семейств, которые не смогли поместиться. Растерянно стояли они возле своих вещей. Помогая то одним, то другим, я не заметила сигнала отправления. Неожиданно для меня эшелон вздрогнул и тяжело тронулся с места. Я похолодела, вдруг стало очень страшно. <…> Я тщетно старалась овладеть собой, убеждая себя, что оторвались мы от театра на день-два.
<…> После отъезда театра мы прожили в сборах и ожиданиях несколько дней. <…> Предчувствия оправдались, выехать не пришлось, второй эшелон не состоялся. Враг нагрянул скорее, чем это казалось возможным. Город спешно готовился к обороне»***.

* Франгопуло М. Государственный ордена Ленина академический театр оперы и балета им. С. М. Кирова // Ленинградские театры в годы Великой Отечественной войны. М. ; Л. : Искусство, 1948. С. 55, 56.
** Красовская В. «Энергия жизни сохранялась» // Вспоминая вновь… : сб. СПб. : АРБ им. А. Я. Вагановой, 2004. С. 50
*** Нечаев И., Сахновская Н., Иордан О. Танцуя под обстрелами. Дневники артистов Кировского театра 1941–1944 гг. из осажденного Ленинграда. Выборг : Воен. музей Карельского перешейка, 2019. С. 22–23.

Любое использование либо копирование материалов сайта, элементов дизайна и оформления запрещено без разрешения правообладателя.
user_nameВыход