Штраус. Малер

Рихард Штраус «Метаморфозы»
Грандиозное адажио для 23 струнных инструментов – одно из самых личных и прочувствованных творений в обширном наследии композитора. Непосредственным поводом для его создания явились трагические события последних месяцев Второй мировой войны, о которых немецкий мастер писал своему другу Й. Грегору: «Я в отчаянном настроении! Разрушен дом Гете, эта величайшая святыня мира! Мой прекрасный Дрезден – Веймар – Мюнхен, все пошло прахом!». Штраус не скрывал программного замысла пьесы, ставшей прощанием с великой культурой Германии, последним представителем которой композитор себя ощущал, и одновременно – отражением своей собственной прошедшей жизни. В «метаморфозах» мотивов печального поминовения, составляющих основу сочинения, содержится множество музыкальных аллюзий – это и тема короля Марка из вагнеровского «Тристана», и тема Мандрики – героя «Арабеллы», последней оперы Штрауса, написанной в сотрудничестве с великим драматургом Гуго фон Гофмансталем. Своеобразным мотто произведения является тема Траурного марша из Героической симфонии Бетховена, самое явственное проведение которой автор снабжает словами «In memoriam».
Надежда Кулыгина

Густав Малер Симфония № 2
В исполнительской практике за Второй симфонией Малера утвердилось программное название «Симфония Воскресения». Название это восходит к духовной песне Клопштока «Ты воскреснешь», к тексту которой Малер обратился в финале симфонии.
Работа над симфонией продолжалась более шести лет – с 1888 по 1894 год. О программе сочинения композитор писал: «Я назвал первую часть “Тризна”... в ней я хороню героя моей D‑dur'ной симфонии (Первой симфонии с программным заглавием “Титан”. И. Р.)... В то же время эта часть – великий вопрос: Зачем ты жил? почему ты страдал? неужели все это – только огромная страшная шутка?.. Вторая часть – воспоминание! Солнечный миг, чистый и безмятежный, из жизни моего героя. С вами это, наверное, случалось: вы похоронили дорогого вам человека, а потом, может быть, на обратном пути, возникает внезапно картина давно прошедшей минуты счастья... Если вы потом пробуждаетесь от этого грустного сна и должны вернуться в суматоху жизни, то с вами легко может случиться, что эта вечно подвижная, всегда беспокойная, всегда непонятная суета станет страшна для вас ... Тогда жизнь становится для вас бессмыслицей, страшным сном, от которого вы, может быть, внезапно проснетесь с криком отвращения. Это – третья часть! Что следует затем – вам ясно!»
После грандиозной героико-трагедийной первой части «солнечный миг» наступает в неторопливом, изящном, по-бюргерски уютном лендлере. Его сменяет причудливое скерцо, в основе музыки которого песня Малера из вокального цикла «Волшебный рог мальчика».
И вот наступает тот самый момент – момент духовного прозрения, когда Малер впервые в своем симфоническом творчестве призывает слово. Не слово о музыке – оно всегда меньше самой музыки и сравнимо лишь с «дорожными знаками» или «звездной картой» – но слово, слитое с музыкой, слово, выражающее «сокровенный смысл симфонии» (Инна Барсова). В качестве такого «разрешающего слова» композитор вводит в четвертой части симфонии песню «Первозданный свет» для солирующего альта с оркестром на слова из «Волшебного рога мальчика».
Финал – центральная часть симфонии. К финалу протянуты тематические нити из предыдущих ее частей. С поразительной наглядностью Малер «на глазах» у слушателя возводит циклопическую форму финала, устремляя ее к заключительному хоровому разделу. Сперва в хоровом фугато, затем в мощном унисоне пятиголосного хора и, наконец, в сверкающем оркестре звучит гимн творческому бессмертию, гимн вечной жизни.
Иосиф Райскин