Русские тупики – II

Название балета провоцирует искать в нем русскую хтонь и русскую пустоту, которые в середине 2010-х вошли в моду и явились во множестве обличий, от одноименных групп в социальных сетях до романов Алексея Сальникова. Композитор Настасья Хрущёва воспевает именно эту пустоту и меланхолию, о чем сообщает в словесном прологе. Балет написан для Мариинского театра – это продолжение фортепианного цикла «Русские тупики» – и в спектакле исполняется автором. Русское в «Русских тупиках – II» – музыка Петра Ильича Чайковского: в работу взяты не фрагменты конкретных сочинений, а типичные гармонические обороты – они зацикливаются, набирают бег, внезапно обрываются, возникают снова, и так до бесконечности. Оригинал трудно узнать: знакомые мотивы, едва появившись, тут же пропадают, как полустанки за окном поезда на Транссибирской магистрали.

Танец усложняет понятие пустоты, лишает ее специфических русских примет. На огромной сцене – всего две пары исполнителей: одна – в центре, вторая – на скамейке в глубине. Две возрастные проекции одной пары, два варианта одних отношений, вообще два разных балета на одну музыку: Максим Петров предпочитает не разъяснять ни это разделение, ни мелодраматический сюжет, который тоже постоянно ускользает от зрителей. «Русские тупики – II» рецензент определила как современный романс, где «движения, подобранные хореографом, объясняют ситуацию надежнее мимической игры»: «За всеми неоклассическими дуэтами, синхронами и вариациями внятно прочитывается история несчастливой и безысходной любви» (Татьяна Кузнецова, «Коммерсантъ»). Впрочем, это лишь одно из возможных толкований. Богдан Королёк